— Алекс, — пробормотал Флин. — Алекс, что я наделал?!
Сай Энглтон промокнул лоб платком («Ну и пекло в этом городе!») и заказал еще кока-колы. Все в кафе пили красный чай-каркаде или тягучий черный кофе, но Энглтон к ним не притрагивался. За двадцать лет службы его не раз заносило в такие края — на Средний Восток, на Дальний Восток, в Африку, — и всюду он следовал одному правилу: пить только то, что хранится закупоренным. Коллеги смеялись над ним, называли параноиком, только последним смеялся обычно он, когда их всех крючило от пищевого отравления. Если не пить из бутылок и банок, неделю просидишь в сортире. А ел он только то, что готовили американцы, — таков был его жизненный принцип.
Принесли газировку. Энглтон откупорил ее и сделал глоток, глядя, как легко мальчишка-официант петляет между столиками, восхищаясь его узкими бедрами и мускулистыми плечами. Он еще раз глотнул и отвернулся. Насущные проблемы не ждали.
Последний вечер прошел содержательно, весьма содержательно. В глубине души Энглтон спрашивал себя, не перегнул ли палку в баре, когда намекнул Броди о Гильф-эль-Кебире, но тут же решил, что риск был оправдан. В таких делах порой надо доверять чутью. А его чутье говорило, что Броди мог себя выдать. И выдал. Он что-то знал, как пить дать. Небрежно оброненное слово, случайно сказанная фраза — Энглтон любил работать именно так, составлять общую картину из крупиц, выуживать факты из словесного мусора. За это ему и платили, за это и доверяли задания подобного сорта.
После бара он проследил за археологом до самой квартиры, поболтал со старым уборщиком. Тот явно недолюбливал англичанина, на чем Энглтон и сыграл: втерся в доверие, подсунул денег. Глядишь — окупится в следующий раз, когда он решит наведаться к Броди в квартиру, что случится довольно скоро. Да уж, вечер удался. Слово за слово — глядишь, и все будет как на ладони.
Энглтон глотнул еще колы и оглядел посетителей кафе: сплошь мужчины — кто потягивает кальян, кто играет в домино. Мальчик-официант снова прошел мимо, и Энглтон проводил его взглядом, смакуя воображаемые влажные, липкие объятия…
Он ухмыльнулся и прогнал эти мысли, потом бросил деньги на столик и вышел на улицу. Нужды нуждами, но потакать им в таких местах совсем незачем. Вот закончится дело, тогда, в Штатах, — может быть. Пока что приходилось довольствоваться воображением и руками.
Таков был его жизненный принцип: не пить местную воду, не есть местную еду и, что превыше всего, не таскать местных в постель, как бы ни хотелось.
Фрея приземлилась в Каирском международном аэропорту в восемь утра по местному времени. У выхода ее ждала Молли Кирнан, приятельница Алекс, — та самая, что позапрошлой ночью сообщила о смерти сестры.
Молли оказалась седеющей блондинкой лет шестидесяти, прилично одетая, в удобных туфлях, с золотым крестиком на шее. Она обняла Фрею, прошептала слова сочувствия и, взяв гостью под руку, проводила ее из международного терминала в междугородний — на самолет до Дахлы. Там Алекс жила в последние годы, и там завтра должны были состояться ее похороны.
— Может, задержитесь в Каире? — предложила Молли по пути. — Переночуете у меня, а завтра вместе вылетим…
Фрея вежливо отказалась, объяснив, что хочет побыстрее добраться на юг, в одиночестве попрощаться с сестрой перед похоронами.
— Конечно, — согласилась женщина и стиснула Фрее плечо. — Вас встретит Захир Сабри. Он работал с Алекс. Хороший человек, только немного угрюмый. Подвезет в больницу, а потом к ней домой. Если вам хоть что-нибудь нужно, не стесняйтесь… — Она вручила Фрее визитку: «Молли Кирнан, региональный координатор Агентства международного развития США». На обороте был от руки написан номер мобильного телефона.