Броди сильно отстал от спутников и теперь старался их нагнать, двигаясь как можно быстрее. Земля под ногами стремительно уходила вниз, лестница скрипела и стонала под его весом. Фрея то и дело поглядывала вниз, перегибаясь за край ступеней. Флин успокаивающе махал ей рукой и карабкался выше, стараясь не замечать дрожи утеса и сближения каменных челюстей. Горло и мышцы горели, но Броди сосредоточил все силы на том, чтобы не останавливаться до конца.
На первых тридцати метрах лестница шла вертикально — один пролет над другим, так что усилия археолога быстро окупились. Выше, над восьмым отрезком, ступени прерывались, и влево, вдоль карниза не шире сигаретной пачки, тянулась веревочная опора к подножию следующего пролета. Еще через пятнадцать метров беглецы уперлись в тупик и были вынуждены забрать вправо по еще более узкому карнизу. Следующий участок подъема тоже оказался недолгим. Так они и поднимались — зигзагами, то и дело перебираясь туда-сюда над пропастью. Переходы соединялись тремя-четырьмя лестничными пролетами, не больше, так что недолгие минуты подъема перемежались леденящим кровь ползанием по скале вдоль трещин и выступов.
Почему древние египтяне устроили подъем таким образом, вместо того чтобы протянуть по скале сплошную лестницу, Флин не знал. Быть может, им приходилось таким образом обходить непригодные участки, в которых бронзовые костыли не держались? Как бы то ни было, из-за всей этой эквилибристики скорость подъема англичанина заметно упала.
Зато уничтожение оазиса как будто набирало обороты. От храмовой платформы в одночасье осталась только груда пыльных камней. Прежде величественные здания обратились в развалины, среди которых Бен-бен продолжал выстреливать вверх лазероподобными пучками рубиново-красного света, похожими на разряды молнии. Апокалиптическая получилась картина, точно Ад с полотна средневекового живописца. Впрочем, Флину было не до сравнений — он целиком и полностью сосредоточился на прохождении опасных участков, то и дело соскальзывая и теряя опору, как будто в стремлении опередить смыкающиеся скалы позабыл об осторожности.
Один раз Флин оступился во время перехода и на несколько секунд повис на веревочном поручне над головокружительным стометровым обрывом: пришлось заново нащупывать опору и добираться до следующей ступеньки. В другой раз древняя доска треснула под его весом, и острая щепка пропорола икру. Броди взвыл от боли, чувствуя, как кровь стекает по ноге в самый ботинок.
Археолог почти отчаялся, решив, что его попросту раздавит в каменной пасти — нет никаких шансов преодолеть подъем вовремя и выбраться на безопасную высоту. Тем не менее Броди продолжал упрямо, из последних сил лезть вверх, отбрасывая боль, усталость и головокружение, от которого спирало в груди. Дно долины осталось где-то далеко внизу, скрытое тучами пыли, вершины скал нависли над головой. Наконец отчаяние отступило — Флин одолел последний короткий карниз и увидел прямую как стрела лестницу из пяти пролетов, ведущую к свободе.
Сайд и Фрея старались не торопиться, чтобы англичанин не слишком от них отставал, а теперь повисли на последних ступеньках у самой вершины и подбадривали его по мере сил. Флин закричал на них, велел скорее убираться, а сам на секунду остановился, набрал воздуха в грудь и начал последний бросок. Между каменными челюстями оставалось всего метров тридцать, и от этого делалось жутко.
Первый из пяти пролетов Флин преодолел, чувствуя, как негодующе протестует каждый мускул. Второй и третий пролеты дались легче, а на середине четвертого, всего в пяти метрах от края, он ощутил прилив адреналина. «Почти добрался, еще чуть-чуть», — сказал он себе.
— Давай-давай, всего немного осталось! — воскликнула Фрея.
В этот миг скалу тряхнуло. Флин вцепился в лестницу, переждал, пока пройдет тряска и снова полез наверх, как вдруг почувствовал, что теряет опору: костыли, которыми лестница крепилась к скале, расшатались от толчка. Броди замер, затем сделал еще два шага. Пролет снова просел. Бронзовые шипы креплений дюйм за дюймом выползали из гнезд, а верхушка лестницы медленно отходила от стены. Археолог судорожно бросился наверх, но это не помогло: не успел он ухватиться за нижнюю перекладину следующего пролета, как костыли напрочь выскочили и удерживать ступени стало нечему. На краткий, безумный миг все как будто застыло, и Флин ощутил себя героем немого кино вроде Гарольда Ллойда или Бастера Китона, в одном из тех эпизодов, где они отчаянно балансируют над землей. Верхушка лестницы сделала леденящий душу нырок вниз и по дуге оторвалась от стены. Флин кувыркнулся в пропасть, а над головой у него раздался истерический визг.