— Покончим с этим.
Он зажмурился, ожидая пули. Вместо выстрела сверху зашелестела бумага, а потом ему что-то посыпалось на голову, застучало по лицу. Канунин открыл глаза. Над ним нависал бумажный пакет, из которого струей сыпались стальные подшипники размером с горошину.
— Что за…
Ему в копчик уперлось чье-то колено, голову еще больше запрокинули — и пальцы наемника клешнями обхватили лоб жертвы, стиснули виски.
— Мистер Гиргис приглашает вас с ним поужинать.
Еще одна пара рук разжала ему рот. Пакет приблизился к лицу, и подшипники посыпались прямо в глотку. Канунин брыкался и корчился, но вместо криков вырывалось лишь сдавленное бульканье, а руки убийц держали крепко. Вот рывки стали совсем слабыми и вскоре прекратились вовсе. Пакет опустел. Тело бросили на пол — в кровавой пене у рта блеснули несколько шариков. Сделав контрольный выстрел в висок, наемники убрались, даже не оглянувшись на девицу. Они уже мчались в предрассветном потоке машин, когда гостиницу сотряс ее безумный крик.
Ливийская пустыня, между Гильф-эль-Кебиром и Дахлой
Наши дни
Мало кто еще совершал великий переход от Куфры до Дахлы — тысяча четыреста километров через сплошные пески, — кроме этих сильных, суровых людей, гордых бедуинов Куфры, иначе сенусия, потомков племени Бану Салим. Как встарь, караваны верблюдов везли пальмовое масло, вышитую парчу, серебряную утварь и изделия кожевенников, а возвращались с финиками, сушеными тутовыми ягодами, сигаретами и кока-колой. Экономически такие путешествия не приносили выгоды, но дело было не в выгоде, а, скорее, в традиции — бедуины ходили путями предков и, как предки, старались выжить там, где не выживал больше никто, находить дорогу там, где любой заплутал бы. Пустыня была их домом, а кочевье — всей их жизнью. Даже если караваны не приносили дохода.
Однако же этот переход был тяжелым даже по меркам жестокой Сахары, где не бывает легких дорог. Начавшись от Куфры, караван обогнул юго-восточную оконечность плато Гильф-эль-Кебир и прошел через ущелье Эль-Акаба — прямой путь на восток до Великого песчаного моря, пересекать которое не отваживались даже бедуины. Этот отрезок маршрута они одолели без приключений.
Дальше, однако, случилось непредвиденное: артезианский колодец у восточного выхода из ущелья, в котором они, по обыкновению, наполняли бурдюки, пересох. Учитывая, что пройти предстояло еще триста километров, запасы воды оказались пугающе малы. Дальнейший путь обещал быть нелегким, но терпимым, поэтому дальше бедуины отправились без особенной тревоги. Однако за три дня до конца маршрута, северо-восточнее Дахлы, их настиг жестокий хамсин. Двое суток пришлось отсиживаться в укрытии, и за эти дни вода в бурдюках почти иссякла. Но вот ураган кончился, и можно было продолжать путь. Бедуины чуть ли не галопом погнали верблюдов между барханами с криками «хут, хут» и «ялла, ялла», стремясь покрыть оставшееся расстояние раньше, чем навалится жажда.
Они так старались поскорее добраться до оазиса, что наверняка пропустили бы мертвеца, не окажись он прямо у них на пути. Застывший истуканом труп высовывался по пояс из ближайшей дюны. Рот у него был разинут, одна рука вытянута в сторону, словно он звал на помощь.
Предводитель отряда семерых всадников, чьи головы были завернуты в покрывала по самые глаза для защиты от солнца, велел остановиться. Бедуины спешились и обступили мертвеца.
Тело определенно было мужским — оно отлично сохранилось в иссушающих объятиях пустыни. Кожа побурела, обветрилась и затвердела, как пергамент. Глаза ссохлись в орбитах и напоминали две черные изюмины.
— Наверное, его бурей вынесло, — произнес один бедуин набадави, кочевничьем варианте арабского. Голосу него был скрипучим и грубым, как сам песок.
По сигналу предводителя трое его соплеменников упали на колени и начали разгребать песок вокруг тела. Одежда и обувь на покойнике была истрепана и порвана, как если бы он проделал долгий и тяжкий путь; в руке зажат пустой термос без крышки с зазубренным ободком — словно несчастный в отчаянии грыз пластик, стараясь добраться до последней капли воды.
— Солдат, что ли? — с сомнением спросил кто-то из бедуинов. — С войны?