Я поймал себя на том, что тяну руку к телефону, дабы немедленно позвонить Борису и запретить ему все дальнейшие игры в Шерлока Холмса. А еще лучше, чтобы он любой ценой избавился от двусмысленного совместительства в спецотделении. А лучше всего – держался бы от этого спецотделения на пионерском расстоянии. Мне почему-то не верилось в то, что таинственный пациент выйдет из своей нынешней палаты иначе как в гробу. Никто и никуда его не переведет.
Тут я механически глянул на часы: полчетвертого ночи! И, естественно, не позвонил. Однако на следующее утро по всем правилам внешнего оперативного наблюдения отследил, как Борис выходит из дому, проводил его до самой остановки восемнадцатого троллейбуса, убедился, что «хвост» ему, кажется, не прицепили, и последним вскочил в вагон.
Мой друг не имел привычки удивляться. Во всяком случае, не проявлял этого внешне. Поэтому обошлось без предисловий:
– Ты своим коллегам касательно метро из дому звонил или с работы?
– С работы. На дежурстве. Без свидетелей. С незапараллеленного телефона.
– Если начальство поинтересуется, почему ты звонил…
– Еще не интересовалось. Но я уже придумал.
– О вчерашнем разговоре забудь. А от совместительства тихо, но немедленно отбрыкайся.
– Считаешь, однажды на меня, как в том анекдоте, из унитаза посмотрят умные, усталые глаза майора Пронина?
– Возможно, уже смотрят. Ты мне вчера все рассказал? Или может, как всегда, забыл о главном? Только умоляю: без медицинских терминов и ассоциаций третьего круга.
– Постой… О выписке из второй истории болезни не рассказал. Впрочем, там только одна интересная штука. Приблизительно такое: «Процедуры соответственно назначению». Дата. И больше ничего. А на следующий день – обыкновенный перечень медикаментов и доз введения. И вот эти препараты очень любопытные. Их не применяют для лечения амнезии, зато они выводят из организма даже микроскопические остатки определенных препаратов, применяемых накануне.
– Каких именно?
– Сирота, боюсь, что и тебе не все нужно знать. Во всяком случае, СОВЕТСКАЯ медицина эту гадость в лечебных целях никогда не использует. И вообще, спасибо за предупреждение. Потому что и я, как ни странно, не верю в гуманность одного известного учреждения.
Я тоже не верил. Однако, вместо направиться в то утро в свой кабинетик, я спустился в нашу паспортную службу и попросил сделать «тук-тук, а кто в рукавичке живет?» В той самой рукавичке, что на улице Лагерной, в самом конце улицы, откуда до железнодорожной колеи всего пять минут бегом, даже с ударником коммунистического труда, находящемся в бессознательном состоянии, на закорках. Потому что бежать приходится сверху вниз и по асфальтовой дорожке…
Оказалось: обитают там не мышка, лягушка и зайчик, а только лисичка-сестричка и волк-зубами-щелк. Супружеская пара. Я еще с детства догадывался, что в отношениях между волком и лисичкой кроме того, о чем в сказках рассказывалось, еще что-то было. Теперь вот убедился. Но с тех пор, как прописали обоих, всего четыре года прошло. Итак, если это родной дом волгоградского найды, если он жил там пять лет тому назад, то куда исчезла семья после таинственной пропажи кормильца?
Наша городская паспортная служба фиксирует исключительно сам факт постоянной или временной прописки. А вот относительно перемещений в пределах города, то тут документы остаются в квартотделах райисполкомов. Но туда мне соваться не резон. Там держат оборону преимущественно офицеры-отставники, у них без официального запроса зимой снегу не выпросишь, а не то чтобы справку, куда подевались жильцы такой-то квартиры после выписки четыре года назад.
Что помогает находчивому советскому сыскарю? – спрашивал нас часто Старик. И сам же отвечал: человеческое любопытство и жгучая потребность делиться с ближними тем, о чем сам узнал. В развитие темы: настоящая добровольная народная дружина – это не те, кто с повязкой гуляет вечерами по улицам, дабы заработать три дополнительных дня к отпуску. Настоящие дружинники, опора, резерв, а порой и последняя надежда милиции, – это пенсионерки, которые часами натирают себе мозоли на задницах, высиживая на лавочках у подъездов. Неисчерпаемый источник знаний! Куда там этой УСЭ – Украинской Советской Энциклопедии под редакцией академика Миколы Бажана.
Я не стал изображать из себя майора Томина, который в телевизионных «Знатоках», а представился бабулькам с улицы Лагерной по всей форме с демонстрацией служебного удостоверения. И правильно сделал! Поскольку телевизионного майора эти три божьих одуванчика рассекретили бы еще до того, как он рот раскрыл бы. Две бабушки, оказывается, всю жизнь проработали в военизированной охране очень секретного «почтового ящика», который на углу улиц Ванды Василевской и Гали Тимофеевой, а третья была в этом же ящике не из последних в отделе режима.
Довелось мне срочно придумывать почти достоверную историю о том, что в соответствии с оперативной информацией группа квартирных воров намеревается обчистить одно из помещений в этом доме. К сожалению, пока что не установлено, какое именно. Поэтому хотелось бы знать мнение общественности.
Общественность после краткого бурного совещания единодушно пришла к выводу, что, судя по всему, какой-то придурок навел бандитов на новых жильцов. Ту бездетную семейную пару с третьего этажа, которая заселилась несколько лет тому назад. Очень серьезные люди. Он полковник и профессор ракетной академии, что на Соломенке, а она тоже профессор, только в высшей партийной школе. Их обоих служебные «Волги» привозят и увозят, но люди они культурные, поскольку всегда здороваются первыми и лестницу моют наравне со всеми. А тот, кто на них навел, потому дурак, что думает: раз профессура, то у них и унитаз золотой. А они все свои деньги на книги тратят. Бабуля-режимщица это точно знает, поскольку профессора ежегодно, когда в отпуск едут, оставляют ей ключи, чтобы цветы поливала. Квартира большая, потому что хоть они и без детей, но им, как профессорам, дополнительная площадь положена. Но в ней одни книги. Даже на кухне. И то все не простые, а ученые. И вдобавок на разных языках. А чтобы чего-нибудь дорогого – ковры или хрусталь, так и близко нету. В первый год, как привезли из Карпат такие простенькие сельские коврики, так они у них и на полу, и на реслах.
Я терпеливо выслушал подробный отчет об уровне профессорского благосостояния, а затем перевел разговор на бывших жильцов этой квартиры. Оказалось, что проживала там семья рабочих из того же ящика, где бабули пенсию выслужили. Должны были бы и сейчас там работать. Поскольку, во-первых, люди они не то чтобы пожилые, родителям где-то под пятьдесят, а во-вторых, лучшей работы в Киеве сейчас не найдешь.
– А куда они подевались с Лагерной?
У ветеранши режимной службы и на это был готовый ответ:
– Представляете, товарищ старший лейтенант, им так повезло, так повезло, что весь дом завидовал! Смотрите: имеют двух взрослых детей. Парню двадцать два, из армии пришел. А девочке девятнадцать, скоро замуж. И на всех только две комнаты. А на очередь не ставят, потому что комнат хоть и две, но метраж нестандартный – дом сдавали в тридцать четвертом году, как раз когда правительство из Харькова в Киев переехало. Ну, а по нынешним нормативам не положено им было на очередь становиться. Говорят – дождитесь внуков, а там что-нибудь придумаем. Но не было бы счастья, так несчастье помогло. Супруг тяжело заболел, да так, что его год дома не было. Все по больницам, да по больницам. Семья очень переживала. Супруга аж почернела. А потом вдруг раз – и переехали! Вот так, в один день. Вещи погрузили, даже ремонт не делали. И вперед. Нам сказали, что у мужа нашли такой диагноз, при котором положено отдельную площадь. Так им сразу дали аж две двухкомнатные – одну старшим, вторую детям. Ну, молодежь свою немедленно обменяла на две отдельные. Наверняка, уже и свадьбы отгуляли. А сюда после ремонта заселили тих профессоров.