— Спасибо, сэр, а вы, ребята, постройтесь как следует и тоже салютуйте!
Взвод выстроился в шеренгу и поднял руки.
— Спасибо, сэр. Спасибо, Марко. Прощайте.
— Куда ты пойдешь!* — спросил Лористан.
— Еще не знаю, — ответил Рэт, кусая губы.
Несколько мгновений они с Лористаном молча смотрели друг на друга. И оба очень напряженно думали. В глазах Рэта светилось какое-то отчаянное обожание. Что делать, когда этот человек повернется и уйдет? Это все равно, как если бы солнце навсегда закатилось, а Рэт никогда прежде не думал, что для него означает солнце.
Однако Лористан не отвернулся и не ушел. Он глубоко заглянул в глаза мальчика, словно желал в чем-то убедиться, а затем тихо сказал:
— Ты же знаешь, как я беден.
— Мне... мне это безразлично, — ответил Рэт. — Вы для меня как настоящий король. И если прикажете, я пойду под град пуль, и пусть меня разнесет в клочья.
— Я настолько беден, что не всегда смогу предложить тебе черствый хлеб. Марко, Лазарь и я — мы часто голодаем. Иногда тебе придется спать на голом полу. Но я смогу найти тебе место, если возьму с собой. Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря о месте?
— Да, понимаю. Это то, чего у меня никогда не было раньше, сэр.
Рэт знал, что означает это слово — маленькое пространство, где он имел бы право находиться, как бы не было оно бедно.
— Я не привык спать в кроватях или есть досыта.
Больше он ничего не осмелился сказать, не желая выяснять, что еще может в данном случае означать слово «место».
Лористан взял его за руку.
— Иди со мной, — сказал он. — Мы не расстанемся. Я убежден, что тебе можно верить.
От радости Рэт побледнел как полотно. Он никого никогда не любил. Он был похож на юного Каина, враждебного всем и во всех видящего врагов. А за последние двенадцать часов жизнь неожиданно ввергла его в бурное море чувств, у него появился герой для подражания, перед которым он преклонялся. Лористан казался ему кем-то вроде бога. Все, что этот человек сказал и сделал накануне, в самый тяжкий для Рэта день, последовавший за ужасающей ночью; то, как он смотрел на него и понимал все, что творится в его душе; разговор за столом, когда Лористан так внимательно слушал его и с уважением отнесся к планам и картам, составленным Рэ-том; его молчаливое общество, когда они вместе шли за погребальными дрогами, — этого было достаточно, чтобы Рэт просто жаждал быть кем угодно: слугой или даже рабом у этого человека, лишь бы только иметь возможность видеть и слышать его один или два раза в день.
Тем временем очень встревожился взвод, и Лористан это заметил.
— Я собираюсь взять вашего капитана к себе, но он будет приходить в казарму и Марко тоже.
— А ты будешь дальше играть? — нетерпеливо спросил Плут. — Мы все равно хотим оставаться тайными.
— Да, буду, — ответил Рэт. — Я не стану кончать игру. Сегодня в газетах много интересного напечатано.
И умиротворенный взвод пошел своей дорогой, а Лористан и Лазарь, Марко и Рэт пошли своей.
«Вот чудеса, — подумал Рэт, — я почему-то не решаюсь первым с ним заговорить. Никогда ни с кем этого не чувствовал».
Он всегда скалился при виде полицейских и грубил «шишкам», но уже втайне почитал Лористана, и это ощущение ему нравилось.
По дороге Лористан говорил с ним. Все решается просто. В спальне Марко есть старый диван. Он узкий и жесткий, как собственная постель Марко, но Рэт сможет спать на этом диване. Они разделят с ним пищу, которую имеют. У них есть газеты и журналы, которые он сможет читать. Есть бумага и карандаши, так что Рэт сможет чертить новые карты и планы сражений. Есть даже старая карта Самавии, которая может служить для него с Марко пособием в игре. Рэт слушал, и глаза у него разгорались от предвкушения.
— Если я смогу каждое утро читать газеты, то по вечерам можно воевать на бумаге, разрабатывая планы сражении, — задыхаясь при мысли о подобных великолепных возможностях, сказал он. Неужели он станет, таким образом, властителем мира? Неужели он сможет спать спокойно, не слыша храпа пьяного отца? Неужели у него будет возможность мыться и сидеть за столом и слушать, как люди говорят друг другу «спасибо» и «извините» и так естественно, словно для них это привычное, ежедневное дело. Его отец тоже, до того как спился, вел себя цивилизованно и говорил, и обращался с людьми так же.
— А когда у меня выдастся время, мы займемся разработкой планов и посмотрим, у кого получится лучше, — сказал Лористан.
— Вы хотите сказать, что, когда у вас будет время, вы посмотрите мои? — неуверенно спросил Рэт. — Я не ожидал такого.
— Да, — ответил Лористан. — Я буду их смотреть, и мы станем их обсуждать.
Они шли и шли, и Лористан сказал, что Рэт и Марко смогут много сделать вместе.
— Мой отец говорил, что вы не позволите своему сыну приходить в казарму, когда узнаете о взводе, — снова неуверенно сказал Рэт и вспыхнул, вспоминая свое не слишком красивое отношение к Марко в прошлом. — Но я клянусь, сэр, я не хотел ему ничего плохого.
— Когда я сказал, что верю тебе, я подразумевал многое, — ответил Лористан. — Теперь ты новобранец. Оба вы, ты и Марко, подчиняетесь вышестоящему по званию.
Лористан знал, что эти слова очень обрадуют Рэта и подбодрят его.
12
ТОЛЬКО ДВА МАЛЬЧИКА
То, что сказал Лористан, вызывало у Рэта чувство, близкое блаженству, и он снова и снова с волнением вспоминал его слова. Иногда по ночам он просыпался на жестком и узком диване в комнате Марко и почти повторял их вслух. То, что диван был жесткий, не мешало Рагу спать так крепко и сладко, как он не спал ни разу в жизни. В противоположность той нищете, которую он знал с детства, бедное существование у Лористанов казалось ему жизнью, полной удобств, граничащих с роскошью. Каждое утро он мылся в видавшем виды помятом корыте. Затем, чистый, садился за стол, накрытый белой скатертью, и мог смотреть на Лористана, разговаривать с ним, слышать его голос. Рэта даже беспокоило, что он не в состоянии оторвать от него глаз, и хотя он боялся досадить этим Лористану, он был не в состоянии пожертвовать удовольствием ловить каждый его взгляд, каждое движение.
В конце второго дня он с некоторым трудом добрался до каморки Лазаря на чердаке.
— Можно войти и немного поговорить с вами? — спросил Рэт.
Войдя, он должен был сесть на деревянный сундучок Лазаря, потому что сидеть больше было негде.
— Я хочу вас спросить, — сразу приступил к делу Рэт, — его не раздражает, что я все время гляжу на него? Я ничего не могу с собой поделать, но если ему это не нравится, ну, я тогда постараюсь глядеть вниз, на стол.
— Хозяин привык к тому, что на него все смотрят, но лучше спроси у него самого, он любит, когда с ним говорят откровенно.
— Хотел бы я узнать обо всем, что он любит и не любит, — ответил Рэт, — хотел бы я... а вы не можете, вы не скажете, что я мог бы для него делать? Не имеет значения, что это. И ему даже знать не надо, что это я делаю для него, а не вы. Конечно, вы не доверите мне что-нибудь особенно важное, но вы же служите ему день и ночь, не могли бы вы передать какие-нибудь обязанности мне?
Лазарь бросил на него проницательный взгляд и несколько секунд молчал.
— Ну, время от времени, — ворчливо согласился он, — я могу позволить тебе почистить его сапоги. Но не каждый день, а так, раз в неделю.
— А когда вы разрешите в первый раз?
Лазарь задумался, так сосредоточенно нахмурив брови, словно решал вопрос государственной важности.
— В следующую субботу, — нехотя согласился он, — не раньше. И в тот день, когда ты почистишь его обувь, я ему об этом доложу.
— Но это не обязательно. Не обязательно, чтобы он об этом знал. Мне это самому нужно, чувство, что я ему могу быть полезен. И я сам это постепенно узнаю, не беспокоя вас. Я что-нибудь придумаю.