Он выглядел еще более подтянутым, чем обычно, и, когда Марко переступил порог, его поклон мог бы послужить образцом официальной почтительности. Но приветствие его вырвалось из самого сердца.
--Благодарение Богу!-- низким радостным голосом сказал он.-Благодарение Богу!
Когда Марко протянул ему руку, он склонил свою седую голову и почтительно поцеловал ее.
--Благодарение Богу! - повторил он снова.
--Мой отец... - начал Марко,- моего отца нет дома?
Марко знал, что будь Лористан дома, он не стал бы дожидаться его в задней комнате.
--Сэр,- сказал Лазарь,- не войдете ли вы со мной в его комнату? И вы также, сэр,- обратился он к Рэту.
До этого старый солдат никогда не называл Рэта «сэр».
Он отворил дверь знакомой комнаты, и мальчики вошли. Комната была пуста.
Марко не сказал ни слова, Рэт тоже молчал. Оба стояли неподвижно на вытертом ковре и смотрели на старого солдата. У обоих шевельнулось одновременно одно и то же чувство... чувство, будто земля провалилась под их ногами. Лазарь это заметил и заговорил быстро дрожащим голосом. Он был почти так же сильно взволнован, как они.
- Он оставил меня прислуживать вам... для исполнения ваших приказаний... - начал он.
--Оставил тебя? - спросил Марко.
--Он оставил... нас всех троих с приказанием... ждать,- сказал Лазарь.- Господин уехал.
Рэт почувствовал, как что-то горячее увлажнило его глаза. Он быстро смахнул влагу, чтобы лучше видеть лицо Марко. Из-за отъезда отца его сверкающая живая радость померкла. Он сильно побледнел, а брови сурово сдвинулись. В течение нескольких секунд он молчал, а когда заговорил, Рэт сразу почувствовал, что голос Марко тверд только потому, что он заставляет себя не волноваться.
--Если он уехал,- сказал Марко,- на то была важная причина.
--Это произошло, потому что и сам он получил приказ.Он считал, что вы все поймете,- ответил Лазарь.- Его вызвали так поспешно, что у него хватило времени только написать пару слов. Он оставил их для вас на своем пюпитре.
Марко подошел к пюпитру и распечатал конверт, лежащий на нем. На листке бумаги, с большой поспешностью, было написано несколько слов.
— «Моя жизнь на благо Самавии».
— Его позвали в Самавию, — сказал Марко, и кровь быстрее побежала у него по жилам. — Он уехал в Самавию!
Лазарь вытер глаза рукой и хрипло ответил:
— В лагере Марановича произошли большие беспорядки — остатки армии охвачены волнением. Господин, обет молчания все еще в силе, но кто знает, кто знает? Только Богу все известно.
Не успев окончить фразу, Лазарь повернул голову, словно прислушивался к звукам с улицы. В таких случаях воинство Рэта бросалось к арке и на улицу, за газетой. Послышались крики уличных газетчиков, которые всегда кричат, когда появляются экстренные новости.
Рэт тоже услышал возгласы и ринулся ко входной двери. Он открыл ее в тот момент, когда мальчишка-газетчик, пробегая мимо, во все горло кричал: «Убийство короля Михаила Марановича его собственными солдатами! Убийство Марановича! Самые экстренные сообщения!»
Когда Рэт вернулся с газетой, Лазарь вежливо, но твердо встал между ним и Марко:
— Господин, я в вашем распоряжении, но хозяин оставил еще один приказ, который я должен выполнять. Он просил вас не читать газет, пока он не встретится с вами.
Оба мальчика отшатнулись в удивлении.
— Не читать газет! — воскликнули они одновременно.
Лазарь еще никогда не был столь почтителен и церемонен.
— Простите, господин, если вы прикажете, я вам сам почитаю и сообщу сведения, которые вам надлежит знать. Там могут быть напечатаны разные сообщения, среди них и очень тяжелые и неприятные. И хозяин просил, чтобы вы не читали их сами. Если вы встретитесь... когда вы встретитесь, — поправился он торопливо, — то вы поймете, почему он так приказал. Я ваш слуга. Я прочту все, что можно, и отвечу на все ваши вопросы, если сумею.
Рэт отдал газету Лазарю, и все втроем они вернулись в гостиную.
— Тогда сообщи нам то, о чем он считал нужным нас известить, — ответил Марко.
Новость была короткая. Подробности еще не достигли Лондона. Она сводилась к тому, что глава партии Маранови-чей был в ярости умерщвлен восставшими солдатами своей собственной армии. Армию составляли главным образом крестьяне, которые не любили главнокомандующего и не желали сражаться. Не выдержав тягот, лишений и жестокого обращения, они подняли восстание.
— Что же дальше? — спросил Марко.
— Если бы я был самавийцем, — начал Рэт и осекся. Лазарь кусал губы, уставившись неподвижным взглядом на ковер. Не только Рэт, но и Марко тоже заметил в нем перемену, но он держал себя в железной узде, какие бы мрачные мысли его ни терзали. Создавалось впечатление, что его мучит беспокойство, однако он не желает, чтобы это замечали другие, и поэтому беспокойство выражалось только в том, что на его лицо легли новые резкие морщины и он сжимал челюсти особенно решительно. Мальчики поняли причину его тревоги, хотя и не хотели ее назвать вслух. Существовала лишь одна причина для беспокойства, и все знали, в чем она. Ло-р и стан отправился в Самавию — в истерзанную, израненную, залшую кровью страну, где царили хаос, смута и опасность. Он отправился только потому, что положение там стало угрожающим и он решил встретиться лицом к лицу с этой смертельной угрозой. Лазарю было приказано остаться и позаботиться о мальчиках, но он не мог им сказать, что опасается, как бы великий человек не погиб.
Единственным утешением для старого служаки в отсутствие хозяина был усиленный церемониал и подчеркнуто почтительное служение молодому господину. Он все время держался неподалеку, сразу же выполнял все приказания Марко, так как это было в обычае при Лористане. Церемониал обслуживания распространялся даже на Рэта, который, по-видимому, занял новое положение в сознании Лазаря. Рэт тоже стал человеком, которому надо служить и разговаривать с которым следует уважительно и достойно.
Подав ужин, Лазарь выдвинул стул Лористана во главу стола и с величественным видом встал за ним.
— Господин, — обратился он к Марко. — Хозяин выразил желание, чтобы вы сидели на его месте за столом — пока вы снова не воссоединитесь.
Марко молча повиновался.
В два часа ночи, когда уличный шум затих, а свет фонаря упал на два бледных лица, Рэт сидел на диване в своей прежней манере — обхватив руками колени. Марко лежал, положив голову на жесткую подушку. Они не спали, но разговаривали мало. Каждый втайне догадывался о том, о чем молчит другой.
— Мы должны помнить лишь одно, — сказал Марко, — мы не должны бояться.
— Да, — ответил почти яростно Рэт, — бояться мы не ДОЛЖНЫ.
— Мы устали. Мы приехали с надеждой обо всем рассказать ему. Мы все время на это надеялись. У нас даже и в мыслях не было, что он тоже может уехать. А он действительно уехал. У тебя нет такого ощущения, словно тебя ударили прямо в сердце?Мы не были подготовлены к этому,- говорил Марко.- Он ни разу еще не уезжал один. Но нам следовало знать, что когда-нибудь его могут вызвать. Он уехал, потому что его вызвали. Он велел нам ждать. Мы не знаем, чего мы ждем, но знаем, что бояться мы не должны. Позволить себе бояться значило бы нарушить закон.
--Закон! - простонал Рэт, роняя голову на руки.- Я совсем забыл о законе.
--Будем помнить его,- заявил Марко.- Теперь самое время для этого.
Рэт поднял голову и посмотрел на кровать:
--Тебе никогда не приходило в голову, что он знает, где исчезнувший принц?
Марко ответил, помедлив немного:
--Если кто-нибудь это знает, то, конечно, знает и он.
--Послушай! - вырвалось у Рэта.- Мне кажется, он отправился сказать об этом людям. Если он это сделает... если он сможет им доказать... вся страна обезумеет от восторга. Вся Самавия последовала бы за его знаменем. Они молились о возвращении исчезнувшего принца в течение пятисот лет, и, если бы мелькнула надежда, что он снова вернется к ним, они стали бы сражаться за него, как бешеные. Да им даже не с кем было сражаться. Всем захотелось бы одного и того же! Если бы они увидели перед собой человека, в жилах которого течет кровь Ивора, они почувствовали бы, будто он вернулся к ним... воскрес из мертвых. Они бы поверили в это!..