— Боюсь, я вас не понимаю, — сказал Ингрем.
О, еще как понимаешь! — подумал Моффат. — Понимаешь все, с начала до конца. Он чувствовал себя судьей, выносящим приговор осужденному.
— Видите ли, Артур, — сказал он, — поскольку нам недостает фактов, мы можем вызвать недоверие народа к президенту, и только. Его лучший друг улетел за границу. Это факт, на котором мы можем сыграть. Стивен Грир, посвященный в важные государственные тайны, покинул страну. И в такой критической ситуации президент Пол Роудбуш пользуется услугами одного ФБР, в общем-то внутреннего ведомства. Почему он не привлек к этому делу Центральное разведывательное управление, располагающее всеми средствами и возможностями для сбора сведений за границей? Почему он отверг предложение всем известного и уважаемого директора этого управления использовать опыт и таланты агентов ЦРУ для розысков Стивена Грира? Может быть, Пол Роудбуш готов поставить на карту безопасность Соединенных Штатов ради репутации своего друга и победы на выборах?..
Такой вопрос, — продолжал Моффат, — должен задать себе и Артур Ингрем. Но, будучи патриотом и не находя ответа, он приходит к единственному решению — уйти в отставку. Иначе он поступить не может. Совесть и честь Артура Ингрема не могут мириться с этим.
— Вы говорите, как будто пересказываете выступление Калпа по телевидению, — заметил Ингрем. Он нервно облизал губы, затем глотнул из своего стакана.
— Да, именно так, — Моффат улыбнулся. — Мы с Мэтти в основном уже договорились по телефону. Калп объявит, разумеется, если вы согласитесь, что вы подали президенту Роудбушу заявление об отставке за несколько часов до выступления Калпа по телевидению… А затем вы сможете еще больше помочь нам, если выступите в воскресенье по широковещательной сети. — Моффат наклонился вперед. — Вы человек слова и долга, Артур. И как я уже сказал, иначе поступить вы не можете. И вы сами это знаете.
— Я не собирался прибегать к столь радикальным мерам, — сказал Ингрем. И в голосе его был шелест опавших листьев.
— А вот это меня удивляет, Артур, — сказал Моффат. — Вы отдали лучшие годы разведке. Вы предлагаете бросить все ее силы на поиски Грира. Однако Пол Роудбуш захлопывает дверь перед вашим носом. Возможно, это звучит слишком драматически. Но от фактов не уйдешь.
— Да, это так, — согласился Ингрем. Но в голосе его не звучало торжество. Он был в смятении.
— Разумеется, — продолжал нажимать Моффат, — с политической точки зрения ваша отставка будет лишь эпизодом, который поможет Уолкотту одержать верх. Не мне вам говорить, вы сами знаете о том, каким значительным лицом являетесь вы в глазах конгресса, прессы, общества. Я не взываю к вашему честолюбию, говоря, что ваша… — слово «измена» едва не сорвалось с языка Моффата, — отставка нанесет правительству Роудбуша ни с чем не сравнимый удар. Честно говоря, Артур, это будет сенсацией!
— Знает ли Стэнли Уолкотт об этом… варианте? — спросил Ингрем.
— Нет. Это придумали и продумали мы с Силкуортом и Калпом. Думаю, Уолкотт будет так же удивлен, как вся страна. Но, разумеется, приятно удивлен. Он дал вам слово, что вы останетесь директором ЦРУ. Таким образом, по существу, вы просто уйдете в отпуск, самое большее на три месяца, в заслуженный отпуск, верьте мне, Артур.
Ингрем встал и подошел к широкому окну.
— Конечно, вы понимаете, — сухо продолжал Моффат, — если Роудбуша переизберут, ваш отпуск затянется, и надолго. Точнее, он станет постоянным. После истории с «леди Игрек», не говоря уже о Мори Риммеле, доносчике из клубной раздевалки, я думаю, Роудбуш выставит вас за порог сразу же после переизбрания.
Ингрем стоял спиной к Моффату. При слабом свете настольной лампы он черным силуэтом выделялся на фоне окна. Тяжело вздохнув, Ингрем повернулся к Моффату.
— Подождите до завтра, Оуэн, — сказал он. — Я должен подумать. Все это слишком неожиданно.
Моффат покачал головой.
— Я должен сегодня до полуночи позвонить Мэтти и сообщить ваш ответ. Если вы скажете «нет», придумаем что-нибудь другое. Видимо, придется открыть публике наши источники информации. Мы с вами знаем, что это за источники… Решайтесь, Артур.
Моффат старался не встретиться глазами с Ингремом. Он знал ответ заранее. Но Моффат не был садистом. Ему не доставляло удовольствия зрелище раздавленного человека. Целую минуту длилась мертвая тишина.
— Что ж, да будет так, — голос Ингрема был холоден, сух. — На этой неделе я подам в отставку. День и час определите вы с Силкуортом.
Моффат протянул ему руку. Это рукопожатие было коротким, и Ингрем едва ответил на него.
— Спасибо, Артур, — сказал Моффат. — Мы никогда не забудем, чем вы для нас пожертвовали.
Никогда, подумал Моффат, никогда. Он вышел из кабинета по толстому ковру. Миновал зачехленные машинки в приемной, запертые сейфы и полупрозрачные пластмассовые корзины для мусора с традиционной красной надписью «СЖЕЧЬ!».
В ярко освещенном коридоре Моффат обернулся и бросил прощальный взгляд на скромную черную табличку на желтой директорской двери: «7Д 60. ДРУ».
За этой дверью было святилище второго по могуществу человека в Вашингтоне. Было. Теперь за нею остался человек, лишенный всего. Моффат пожал плечами. Он сделал то, что должен был сделать. Артур Ингрем был у него в руках.
Сенатор Оуэн Моффат быстро шел к лифту, и шаги его гулко отдавались в пустом коридоре.