Он не обсуждал этот вопрос. Он решил.
— Он что, приставлен ко мне?
На губах президента мелькнула кривая усмешка.
— Даже если и так, Артур, вряд ли мы с вами за один раз сквитаемся.
Этот более чем прозрачный намек на Баттер Найгаард остудил и без того холодную атмосферу. Ингрем сидел в кресле как изваянный.
— Я помню одно ваше замечание, — сказал Роудбуш. — Неполные сведения не являются разведывательными данными, а всего лишь информацией. Должен сказать, Артур, вы не пожалели труда, чтобы сведения об этом кабинете и о том, что здесь говорится, подошли под рубрику разведывательных данных.
— Это можно объяснить, господин президент, хотя и не к вашему удовольствию, но тем не менее можно. Я не намеревался…
— Не сейчас, Артур, — прервал его президент. — У нас для этого будет предостаточно времени. А сегодня я очень занят. Вы сказали, что у вас срочное дело…
— Да, сэр, — Ингрем скрестил руки на груди, словно для того, чтобы почувствовать себя увереннее. — Господин президент, я пришел вручить вам заявление об отставке.
— Ясно. — Роудбуш откинулся в своем вращающемся кресле; он чуть-чуть расслабился, а Ингрем еще больше напрягся. — И с какого числа, разрешите узнать?
— С сегодняшнего. Я изложил все письменно.
Ингрем вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги, встал и вручил его президенту.
Роудбуш надел очки, пробежал текст — насколько я мог видеть со своего места, он состоял всего из одного абзаца, отпечатанного на машинке, — и отбросил заявление. Листок перевернулся, запорхал над столом и наконец опустился на пачку документов перед Роудбушем. Президент поднял очки надо лбом.
— В чем причина, позвольте узнать?
— Пожалуйста. — Ингрем снова выпрямился. — Вы категорически запретили моему управлению участвовать в розыске двух пропавших без вести людей, несмотря на то, что один из них, как выяснилось, оказался за пределами Соединенных Штатов, и несмотря на то, что оба они имели доступ к секретной информации государственной важности. Такое недоверие ко мне, пренебрежение или страх говорят о том, что я не могу быть более полезен как директор ЦРУ.
— А почему, как вы думаете, я отдал такой приказ? — спросил Роудбуш.
— У меня нет точных данных. Я могу только предполагать.
— И ваши предположения, по-видимому, упираются в политику, — насмешливо сказал Роудбуш. — Кандидат боится, что раскрытие некоторых фактов уменьшит его шансы на переизбрание. Не так ли?
— Это очевидно. Мы оба с вами это знаем, господин президент. Однако выражение «уменьшит шансы», по-моему, слишком мягкое.
— Благодарю вас. — Роудбуш сжал губы и посмотрел на Ингрема с нескрываемой антипатией. — Что-нибудь еще?
— Да. Несколько часов назад вы отменили назначенное на завтра экстренное совещание Штаба разведок. — Ингрем говорил как бухгалтер, подготовившийся к ревизии. — Я считаю это решение опасным, граничащим с безответственностью. Наша разведка доносит о возможности военного заговора против премьера Ванга, а вы задерживаете важнейший прогноз по Китаю. Столь грубое нарушение элементарных правил разведки может привести к печальным последствиям.
— Вообще-то может, — спокойно согласился Роудбуш. — Но в данном случае нам не нужен такой прогноз. Я уже знаю о давлении, которое военные оказывают на Ванга… Дело в том, Артур, что сегодня утром Ванг звонил мне по телефону из Пекина.
Ингрем был поражен. Он тупо уставился на президента, затем опустил взгляд на свои очки, которые держал двумя руками и пальцы его аккуратными ромбами обрамляли стекла. Я тоже не знал, что подумать. Президент говорил по телефону с китайским премьер-министром? О чем?
— Я, конечно, удивлен, — сказал наконец Ингрем. — Но это лишь новое звено в цепи последних событий. И оно тоже означает, что директор Центрального разведуправления явно не пользуется доверием президента. Следовательно, ценность его минимальна. Если и нужен был еще один повод для моей отставки, вы его сами подсказали.
Роудбуш внимательно разглядывал Ингрема. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, сложив руки на животе, и вид у него был задумчивый.
— Артур, — сказал он, — меня интересует один вопрос. Губернатор Уолкотт, наверное, обещал вам, что вы снова будете директором ЦРУ, если его изберут, не так ли?
Для Ингрема это было вторым потрясением за эти несколько минут. Он окаменел, хотел что-то сказать, заикнулся. Наконец ответил, тщательно выбирая слова:
— О своих намерениях губернатор Уолкотт может известить вас сам.
— Разрешите понимать это как утвердительный ответ… Так я и думал! — Роудбуш наклонился вперед с такой внезапностью, что пружины его кресла взвизгнули. Положив ладони на стол, он гневно смотрел на Ингрема. — Артур, я мог бы не перечислять причины, по которым вашу отставку следует принять, не сходя с места. Но зачем тратить время, доказывая очевидное? Вы и так их знаете — от операции «Мухоловка» до юной леди по имени Баттер Найгаард, не говоря уже о внезапном появлении агента ЦРУ на острове Тристан-да-Кунья…
Я следил за Ингремом. Он сидел неподвижно. Я мучительно пытался сообразить, что к чему. При чем здесь агент ЦРУ и остров Тристан?
— Как я уже сказал, — продолжал Роудбуш, — я должен был бы принять вашу отставку немедленно. Но я этого не сделаю. Можете взять, — он указал на письмо на столе, — и хранить пока у себя. Само собой разумеется, к этому вопросу мы вернемся после выборов.
— Формально вы можете принять или не принять мою отставку, мне это безразлично, — сказал Ингрем. — Я ухожу.
Президент вынул платок и принялся протирать стекла очков — обычный его прием, чтобы выиграть время.
— Артур, — наконец сказал он, — мы оба знаем, что ваша отставка сейчас поставит меня в трудное положение. Кампания вступает в завершающую фазу. — Он пристально взглянул на Ингрема. — А ваша репутация в конгрессе и у представителей печати очень высока — не будем сейчас говорить, заслуженно это или нет. Однако внешность зачастую бывает важнее сущности, а ваш внешний облик почти безупречен.