— Вам не к лицу сарказм, господин президент, — холодно заметил Ингрем.
Может быть, сарказм и был не к лицу Полу Роудбушу, но сейчас он был вполне уместен. Я чувствовал, что ярость кипит в душе Роудбуша.
Ингрем зашевелился, словно собираясь встать.
— Я полагаю, продолжать эту дискуссию нет смысла, — сказал он с видом человека, которого сдерживает только дисциплина.
— Смысл есть, да еще какой! — возразил Роудбуш. — Когда вы объявите о своей отставке, вам придется изложить причины. Но вы забываете об одном: президент Соединенных Штатов тоже может выступить перед народом. И поверьте мне, в данном случае я это сделаю. Не думаю, чтобы американский народ с уважением отнесся к человеку, который вербовал шпионов среди молодых ученых, который приткнул своего осведомителя в спортивный клуб, посещаемый высшими гражданскими и военными чинами его же собственного правительства, и который, наконец, докатился до предела — начал подслушивать частные разговоры своего президента!
Роудбуш начал говорить спокойным голосом, но постепенно тон его повышался.
— В этом поединке — увы, не очень красивом — победителя предугадать нетрудно: вы им не будете, Артур Виктор Ингрем.
Он наставил на него палец как пистолет.
— Разглашение секретной информации ради политических выгод всегда было проклятием нашей системы, — сказал Ингрем. — Однако…
— Политические выгоды! — взорвался Роудбуш. — Может быть, вы объясните мне, кто добивался политических выгод, когда ваша платная осведомительница мисс Найгаард отправилась с сенатором Моффатом в Луизвилл к мистеру Калпу? Один бог знает, что вы еще накрутили, основываясь на доносах этой девицы!
Президент попытался взять себя в руки, но снова не выдержал.
— Черт побери, Ингрем, да вы понимаете, что это такое — установить тайную слежку за своим президентом? Может быть, истинное проклятие нашей системы в том, что вас нельзя за это повесить.
— Разумеется, но эта система позволяет вам уволить меня, — спокойно сказал Ингрем. Чем больше горячился Роудбуш, тем он становился холоднее. — Однако документы покажут, что я сам подал в отставку.
На этот раз Ингрем встал с кресла и едва заметно пренебрежительно наклонил голову… Это уже походило на вызов.
— С вашего разрешения, сэр, — сказал он. — Дальнейший разговор бесполезен.
Президент вскочил, быстро обогнул стол. Они стояли лицом к лицу, меряя друг друга враждебными взглядами.
— Когда же вы объявите о вашей отставке? — спросил Роудбуш.
— Завтра, — ответил Ингрем. Он сделал шаг к дверям.
— Одну минуту! — остановил его Роудбуш. — Возможно, вы и кончили, а я еще нет.
Ингрем замер. Он стоял, как ледяная статуя, и смотрел на Роудбуша.
— Артур, если вы объявите о своей отставке завтра, вы выставите себя последним дураком перед всей страной, — медленно проговорил президент, словно темп речи мог обуздать его ярость.
— Пусть народ сам решит, дурак я или нет, — сказал Ингрем.
— Последним дураком, — повторил Роудбуш. — И знаете почему? Потому что вы совершенно не поняли сути дела Грира. Формально вас за это нельзя порицать. Я подчеркиваю слово «формально», потому что вначале я хотел вас полностью информировать, но изменил свое решение, когда узнал о вербовке молодых физиков. Эта история лишний раз подчеркнула, какая пропасть лежит между нашими представлениями об основах демократической системы.
Ингрем ничего не ответил. Он держался все так же враждебно.
— Мое решение скрыть от вас некоторые факты оказалось правильным, — продолжал Роудбуш. — На прошлой неделе я узнал, что более двух лет вы при посредстве мисс Найгаард беззастенчиво контролировали мои частные разговоры. В свете этого я оказался бы в дураках, если бы доверился вам в деле Грира. А ведь я собирался это сделать, хотя вряд ли это свидетельствует о моем умении разбираться в людях…
Президент умолк и снова взглянул на Ингрема.
— Тем не менее даже после всего, что случилось, я хотел как бы отдать должное если не вам, то вашему учреждению, рассказав вам о Стиве. Я думал, что будет несправедливо, если ЦРУ окажется неподготовленным к финалу дела Грира. Но вдруг, к моему вящему удивлению, я узнаю, что вы нарушили мой категорический приказ и послали одного из своих агентов на остров Тристан. Это свидетельствовало о вашем вызывающем неповиновении. Оно могло привести к трагическим последствиям, если бы не усилия многих людей, в том числе Стивена Грира и агента моей секретной службы Дона Шихана.
Услышав про остров Тристан, я вспомнил Ларри Сторма, склонившегося над картой Южной Атлантики… Грир, Любин и Киссич отплыли из атлантических портов — на Тристан?.. Неужели и давно не попадавшийся мне на глаза Дон Шихан был на том же острове?
Ингрем оцепенел. Он стоял перед Роудбушем не в силах шевельнуться. Президент махнул рукой.
— Но все это сейчас уже ненужные слова, — продолжал он. — Дело в том, Артур, что вы исходили из неправильной предпосылки. Что это была за предпосылка, я не знаю, но, видимо, она была в корне ошибочна… Стив Грир с самого начала действовал с моего согласия и одобрения. Его миссия сулит очень многое Соединенным Штатам и всему миру. О результатах ее мы узнаем завтра.
Он скрестил на груди руки, не спуская глаз с Ингрема. Во взгляде его была враждебность и в то же время — или это мне почудилось? — жалость. Роудбуш был не из тех людей, кому доставляет удовольствие унижение ближнего.