Васек оказался молодым парнем, немногим старше Ивана. Стаса это обстоятельство удивило. И как это Ольшевский доверил свое хозяйство молокососу? Тот рассматривал Крячко не менее подозрительным взглядом. Вопросов не задавал, ожидая, что визитер сам сообщит о цели визита.
А Стас с представлениями не спешил, ему хотелось посмотреть, каким образом Васек будет разруливать щекотливую ситуацию с Ивановыми яблоками при постороннем. Иван же предусмотрительно молчал, не решаясь даже сумку на землю опустить. Облажаться второй раз подряд он явно не хотел, но и с пустыми руками из цеха уходить ему было не резон.
Пару минут все трое стояли и молчали, будто не было у них других забот, как таращиться друг на друга. Первым не выдержал Иван. Тяжелая сумка оттягивала руку, а язык буквально зудел от желания прервать напряженное молчание.
– Привет, Вась! – запоздало поздоровался он. – А я вот гостя тебе привез. Он к дяде Коле по личному вопросу. Хозяин на месте?
– А то ты не знаешь, – не глядя на Ивана, буркнул Васек, продолжая буравить взглядом Крячко.
– Да я ему так и сказал. Нет, говорю, дяди Коли на месте. Три дня уж как нет, – зачастил Иван. – А он все равно поехал. Не знаешь, когда дядя Коля вернется?
– Без понятия, – все так же немногословно ответил Васек.
– Жаль, человек издалека ехал, – сокрушенно покачал головой Иван. – Может, звякнешь ему, скажешь, что гость приехал?
– Звякнул бы, если бы он мобилу брал. – Васек отступил на шаг назад и обратился к Крячко: – Вы – друг Ольшевского?
– Друг, – подражая манере Васька, коротко ответил Стас.
– Сказали бы своему другу, что дела так не делаются, – ворчливо заявил Васек. – Я ему в сторожа не нанимался.
– Сам цех сторожишь?
– Если бы цех, – вздохнул Васек, внезапно расслабившись. – Консерванты его караулю. Вчера еще машина должна была прийти, готовую продукцию забирать, да так и не пришла. Ольшевского нет, кому из перевозчиков звонить, я не знаю, а хозяин как сквозь землю провалился. Нормально? Я тут три дня как на привязи сижу. Люди-то посменно отработали и ушли, а мне смены нет. Склад под завязку забит, продукция увеличивается, а подвижек не видать.
– Так останови производство, – предложил Крячко. – Дождешься возвращения Ольшевского, тогда и продолжишь.
– Нельзя его останавливать, потом на запуск хренова туча времени уйдет, и сырье в негодность придет. – Васек снова тяжело вздохнул и в сердцах выдал: – Дернул же меня черт подвязаться на эту работу! Сейчас бы лежал на диване, пивко холодное попивал.
– Погоди панику разводить, давай разберемся, куда мог Ольшевский исчезнуть. – Стас решил, что пора брать инициативу в свои руки. – Раньше такое случалось, чтобы он в цех во время переработки сырья так долго не приезжал?
– Не припомню. – Васек наморщил лоб, пытаясь восстановить события последнего месяца. – Я у него не так давно работаю, только с этого сезона. Как раньше было, не знаю, а за этот сезон еще не случалось, чтобы он хоть день пропустил. Воскресенье только, но это вроде как его законный выходной. Мой – понедельник, а его – воскресенье.
– И этот понедельник он пропустил, так? Хотя и знал, что у тебя выходной.
– И понедельник, и вторник, и среду, как видите.
Дальше Крячко начал выстреливать вопросами, как на настоящем перекрестном допросе. Васек только отвечать успевал. По его словам выходило, что случай этот из ряда вон выходящий. В цех Ольшевский являлся ежедневно ровно в девять, хоть часы по нему сверяй. В субботу, накануне его выходного дня, был в цехе как обычно. Проторчал до трех, гонял работников почем зря и, как показалось Ваську, нервничал сильно. Все время на часы поглядывал, точно опоздать куда-то боялся. Васек даже раз спросить решился, не спешит ли босс, но тот от него как от мухи назойливой отмахнулся. Больше в этот день Васек к Ольшевскому с вопросами не лез.
О том, что может понедельник пропустить, Ольшевский не предупреждал, даже намека не делал. Распоряжений относительно воскресенья, против обыкновения, тоже не раздавал. И все переносицу потирал, точно она зудела. Васек решил, что у Ольшевского давление подскочило, его тетка так переносицу трет, когда приступ захватит. Давлением она лет с тридцати страдает, и всегда с мигренями, так что Васек на это насмотрелся.
В цех Ольшевский приезжал всегда на машине, последняя суббота не была исключением. Когда он уезжал, двигатель дважды глох, и Ольшевского это бесило, Васек слышал, как он в салоне ругался. Громко и грубо. Слышал ли он раньше, чтобы его босс так матерился? Ни разу. Он и на рабочих никогда не кричал, только давил своим авторитетом так, что после его разносов жить не хотелось. Но чтобы материться? Нет, не слыхал.