— Но у Вардона все еще оставался пистолет Селлерса, и это делало бессмысленными изыскания репортера, — напомнил Питер.
— Теперь уж положение было не столь трагичным. Селлерс знал правила игры в покер. Передай Вардон копам пистолет Селлерса полгода назад, он стал бы героем. Но теперь было поздно. Он держал вещественное доказательство при себе, намереваясь его использовать для каких-то своих целей. Да, он еще мог уничтожить Селлерса, но и сам бы пошел на дно вместе с ним — против него могли бы выдвинуть обвинение в сокрытии следов убийства. В конечном итоге Селлерс был готов и поторговаться.
— Вот тогда-то я и вышел на сцену, — хмыкнул Бернштейн. Он явно был доволен собой. — Все нуждались в моей помощи — Крамер, Селлерс и, наконец, Вардон. Тот предложил мне такой гонорар, что я не мог отказаться. Поверите ли, мистер Стайлс, этот номер с похищением я для него придумал.
— Вот в это я могу поверить.
— Оно должно было состояться в момент, когда Селлерс окончательно решит, что готов к контригре. Настала суббота. На публике они изобразили сцену дружеского единения, пообедали в отеле и демонстративно отправились смотреть порнуху. Сенатор сказал Селлерсу, что у него есть домик в сельской местности, где они могли бы без помех обговорить условия соглашения. Селлерс знал, что у Вардона где-то в самом деле имеется такое гнездышко; предложение его не удивило и не насторожило. Именно он настоял на обеде в присутствии публики, он же взял такси до Таймс-сквер — водитель машины вволю наслушался фривольных разговоров. Если Джорджи придет в голову какая-то бредовая идея, весь мир подтвердит, что Селлерс уехал вместе с ним.
— Замысел был достаточно простым. Для Вардона была взята напрокат машина. В данном случае он не хотел лично заниматься ее оформлением. Предполагалось, что ее возьмет Франсин и оставит где-то в городе. Франсин, которая жаждала крови Селлерса, натерпевшись от него унижений, просто сходила с ума от радости в предвкушении сей операции. Но в последнюю минуту они решили, что это будет слишком рискованно. Если что-то не получится и арендованная машина приведет к Франсин, она может надолго загреметь на жесткие нары в тюрьму — или даже на электрический стул. Я позволил себя уговорить и взялся арендовать машину. Я все время пользовался услугами прокатных фирм. Взяв машину, я оставил ее для сенатора в гараже, передав ему пропуск для выезда со стоянки. Они с Селлерсом сели в машину и направились в мифический коттедж Вардона. По пути тот обратился к Селлерсу: «Не могли бы вы прикурить для меня сигарету, Сэм?» И Селлерс, потерявший голову оттого, что смертельный враг вот-вот окажется в его власти, легкомысленно ослабил внимание — стал возиться с сигаретой и зажигалкой. Сенатор же извлек у него из кармана видавший виды тридцать восьмой и выстрелил Селлерсу в голову. На таком расстоянии он не мог промахнуться. Дальше он действовал в соответствии с планом: уверившись, что никто за ним не следует, выкинул тело из машины, доехал до железнодорожной станции в Бронксвилле и на первом же поезде вернулся в Нью-Йорк. Франсин забрала у него там машину и вернула ее. И эта тупая идиотка так и не проверила, остались ли от Селлерса какие-то следы! — Бернштейн сокрушенно покачал головой. — Я должен был бы как следует подумать, прежде чем ввязываться в историю, в которой участвует неуравновешенная эмоциональная женщина. Не проверив, остались ли в машине пятна крови, наша Франсин сделала первую ошибку. Второй стала попытка лично устранить вас, Стайлс.
— То есть, в меня стреляла Франсин? — не веря своим ушам, переспросил Питер.
— Вы же представляли собой угрозу ее ненаглядному Джорджи, — объяснил Бернштейн. Он хихикнул. — Вам повезло, что стрелком она оказалась никудышным, и тем более повезло, что ваши друзья стали колотить в дверь до того, как она вставила вторую обойму. Тупость нашей Франсин поистине безгранична.
Питер подумал, что, когда Франсин вернется, сочувствия от нее не дождаться.
— А тем временем я сыграл свою скромную роль, — сказал Бернштейн. — Под дверь номера Вардона в «Бомонде» я подсунул записку от похитителей. Я ничем не рисковал. Если бы даже я попался кому-нибудь на глаза, меня бы никто не запомнил.
— Кроме меня, — вставил Питер.
— Ах да, конечно. Но у вас осталось так мало времени для воспоминаний, маэстро.
— И вы считаете, — спросил Питер, — что Селлерс не позаботился каким-то образом о своей безопасности? Возможно, он подозревал, что против него замышляется что-то. И где-то оставил материалы о Вардоне на тот случай, если с ним самим что-нибудь случится.
— Ну конечно, оставил. — Бернштейн издал мягкий смешок. — Кучу сведений, обличающих Вардона и его друзей. Просто убийственные данные. Угадайте, у кого он их припрятал?
Питер с трудом произнес пересохшим языком:
— У Франсин.
— Ну конечно же. У преданной, старой, надежной Франсин! — продолжал веселиться Бернштейн. Он посмотрел на часы. — Вроде пришло время и вам выкладывать карты на стол, мистер Стайлс, если у вас есть таковые.
Питер посмотрел на осунувшееся лицо сенатора Вардона. Тот видел перед собой или какое-то далекое прошлое, или уж совсем не представляемое будущее. Не было никакой надежды достучаться до него — человека, которого почтили своим доверием жители целого штата, который был готов от имени своей страны выступать перед Объединенными Нациями, за которого беспокоились и которого искали миллионы его соотечественников — и который сейчас стал извращенным убийцей. Никоим образом нельзя было воздействовать и на Франсин, психопатку, которая должна была бы оказаться в камере. Бернштейна, самого хладнокровного из этой троицы, заботило лишь то «денежное вознаграждение», за которым отправилась Франсин. Еще его волновало время — чтобы он успел унести ноги туда, где сможет распоряжаться собой. Уговаривать? Молить? Растрогать этих людей было совершенно невозможно.
Похоже, Бернштейна искренне забавляла эта ситуация.
— Вы, Стайлс, как воспитанник старой школы с фирменными галстуками, должны начать с просьбы отпустить мисс Блейдс и позволить вам умереть за вас обоих. Но вы не можете не понимать бессмысленности этой просьбы. Конечно, у вас может возникнуть смутная надежда на то, что Франсин сочтет, что вы моложе, мужественнее и привлекательнее, чем ее сладкий Джорджи. И если вы изъявите желание провести остаток жизни в пределах этой уютной мышеловки… — Он расхохотался, представив себе эту картину.