— Господин Онежский! — воскликнула Телена, подбегая к ректору. — Она в плену, мертвецы захватили Соланж.
Смеявшийся секунду назад мужчина подскочил с деревянного стола, не жалея плеча натянул рубашку, и засыпал ведяву вопросами наравне с Иваном Буниным и Ильей Мизинцевым.
— Подождите, вы не знаете главного. Предатель, которого мы искали, это Антон Дробилин, преподаватель плетения вязи.
Декан магов Бунин, осознавший, что его подставил собственный подчиненный, заскрипел зубами от желания скрутить негодяя в бараний рог.
— А помогал ему фамильяр главного библиотекаря, — решительно сказала русалка, глядя в глаза изумленному мужчине. — Я видела ее, ящерку Пиявку: она выманила Соланж, и сдала Дробилину.
Теперь уже зубами скрежетал Мизинцев, понимая, что его собственный фамильяр осквернил между ними связь, а он и не заметил. Какой позор!
— Они в подземелье, я оставила их, чтобы позвать вас, и по дороге едва не попалась Герману Герцогу. Уверена, он спускался к мадмуазель Ганьон.
Ректор не стал демонстрировать эмоций, а просто схватил за плечо ведяву, и подтолкнул к выходу.
— Веди меня к ним.
Оба оставшихся в Академии декана, главный библиотекарь, Бравадин и несколько бойцов отправились с ними вызволять парижанку, но коридор, в котором оборотни десять минут назад бились с мертвецами, уже кишел нежитью. Онежского едва не охватило отчаяние от мысли, что он не успеет, что его любимая девушка снова попадет в руки врага, как и все остальные обитатели замка. Мужчина сжал кулаки, призывая свою магию.
Говорят, загнанный в угол зверь сражается с особой жестокостью, и на этот раз даже хладнокровная ведява испугалась увиденного.
Глава шестьдесят первая, рассказывающая о коралловом амулете
26 марта 1831 года по Арагонскому календарю
— Ланж, Соланж, солнечный ангел, — с бархатной хрипотцой пропел Герцог, глядя на свою пленницу. — Наконец-то все встало на свои места! Вы, — он кивнул мертвецам, — уведите ее.
— Уберите от меня свои руки! — вскричала девушка. — Я лучше погибну, чем стану такой же мерзостью как вы!
Оборотень укоризненно покачал головой.
— Откуда столько предубеждения? Быть мертвым не так уж и плохо. Но да тебе это не грозит, не волнуйся, ты мне нужна живой.
Поняв, что она станет для него зверушкой в клетке, парижанка из последних сил толкнула конвоира, и попыталась сбежать, но второй мертвец с поразительной ловкостью метнулся наперерез, сбивая девушку с ног.
— Опять мы ходим кругами, — с теми же интонациями вздохнул Герман. — Тебе не улететь, птичка, привыкай. Поднимите ее.
Ее резко поставили на ноги. Соланж с омерзением посмотрела на Антона Дробилина, злорадствующую Пиявку, и повернулась к Герцогу.
— Да и на что тебе жаловаться? — с искренним недоумением спросил парень, вытирая кровь с ее лица. — Ты останешься в живых, не всем так сегодня повезет, поверь! Мы уже неплохо проредили бойцов Сухтелена, ранили много ваших магов, а скоро захватим и всю Академию. Смирись, Соланж, ты доблестно сражалась, но там, где есть победители, есть и побежденные. Твоя учесть будет не самой ужасной.
По его кивку девушку повели к выходу, выбирая самые неожиданные ходы. Оборотень явно знал Академию лучше многих, раз ему удалось помочь врагу проникнуть в крепость, и теперь он также незаметно для остальных выводил из подземелья пленницу. Парижанка с горечью подумала, что никто не узнает, куда она делась, жители Исети превратятся в нежить, а они с верным Гастоном навсегда застрянут в какой-нибудь глухой дыре, где их будут держать под стражей до скончания веков.
Мысленная волна от ее фамильяра нахлынула так неожиданно, что она на секунду ослепла. Гастон создавал образ, и девушка сначала долго не могла понять, чего он хочет, а потом сердце на секунду замерло.
— Нет! — вскричала она, забыв о мертвецах.
Но было поздно: Гастон применил почти все свои остаточные силы, создавая выброс потусторонней энергии, характерной забытью. Мертвецов впечатало в стену, раздался звук хрустнувших костей, и девушка обрела свободу, едва не стоившую ее фамильяру жизни.
— Как ты мог? — бросилась она к нему. — Я не выживу без тебя, засранец!
— Ты не выживешь, если продолжишь здесь сидеть! Вперед, глупая!
Поднявшись с пола, фамильяр со своей хозяйкой побежал по коридору, плохо ориентируясь, но надеясь оторваться от погони. Герцог несколько минут приходил в себя, но, когда понял, что парижанке удалось ускользнуть, боль отошла на второй план, и он помчался вслед за ней. И гнал его вперед не гнев, а тот азарт, который еще не угас в мертвеце окончательно.