Тут мне приходит в голову одна мысль.
– Как шут короля Малькольма, ты, наверное, знаешь про святочный маскарад?
– Ага, слыхал о нем.
– Коль ты и правда хочешь знать, как тут что делается, то неплохо было бы с него начать. Раз мы теперь с тобой друзья, отчего бы тебе не пойти со мной?
Джордж закашливается.
– Пойти с тобой?
– Да.
– На маскарад?
– Ну.
Молчание. В третий раз за сегодня я чувствую, как жар заливает щеки.
– Эй? – спрашиваю я раздраженно. – Наверное, дураку не к лицу идти танцевать с прислугой?
– Да нет. Просто… я не знал, что служанкам разрешено участие в маскараде.
Проклятие. Конечно, он прав. Служанкам туда хода нет, но я же не как служанка туда собиралась, а как ищейка. Хотя это и не важно, под маской все равно никто бы не увидел моего лица.
– Нам не разрешено, – поправляюсь я. – А тебе разрешено. И как я уже сказала, считаю, что тебе следует взять меня с собой.
Он снова откашливается.
– Ты очень, очень мила. И если бы я вообще задумался о маскараде, то наверняка подумал бы о тебе в первую очередь.
Через секунду соображаю, что меня отшили.
– Хватило бы простого «нет», – бурчу я.
– Хватило бы замечания, что мое «нет» не простое.
– Мне сейчас не до шарад, – огрызаюсь я. И начинаю уже жалеть, что пила этот чертов эль. Или что не выпила больше, чтобы отрубиться где-нибудь, а не лепетать сейчас, как безмозглая идиотка, подлещиваясь к дураку. – Я пошла, – говорю я. – Так вот, как я сказала, по той лестнице, в дверь, поднырнуть под гобелен, и ты на месте.
Я поворачиваюсь и иду вдоль стены. Уже почти дохожу до конца, когда слышу его голос:
– Может, где-нибудь когда-нибудь встретимся?
Не отвечаю, просто иду дальше. Скоро коридор становится у́же и теплее, и я знаю, что нахожусь рядом с кухней. Ужин давно закончился, но я все еще ощущаю сквозь стену запах еды, слышу суету на той стороне – идет уборка, звенят котлы, кричат служанки, стучат шаги лакеев, несущих подносы из столовой. У меня начинает урчать в животе, и я задумываюсь, удастся ли мне пробраться туда и раздобыть чуток съестного так, чтобы меня не увидели. Я падаю на колени и провожу рукой по стене, пока не нащупываю зазубрину, в которую можно просунуть палец. Это ручка крошечной дверцы, что открывается в кухню между стеной и хлебной печью. Я нашла эту дверь в первую же неделю пребывания на кухне. Мне тогда было всего девять лет, и храбрости не хватило ее открыть. Что там, на той стороне, я не знала, но навоображала многое: змеи, призраки, страшные чудовища, которые пожирают детей. Потом я про нее забыла, а однажды Калеб пришел составить мне компанию, пока я занималась своей работой. Помню, он сидел на полу, играя сам с собой в кости – левая рука против правой. Ему не полагалось быть со мной на кухне: другие служанки на него отвлекались. Тогда ему было всего четырнадцать, но он уже был шести футов росту, светло-русый, волосы волнами падают на глаза. Да, он был красив и знал это. Мне же было только двенадцать, и я тоже это знала. Еще я знала, что он весьма упрям. Ни хныканьем, ни мольбами нельзя было заставить Калеба делать то, чего он делать не хочет, – или бросить то, что он непременно решил сделать. В тот день дверь наконец соблазнила его своей тайной. Он собрал кости с пола, подошел к двери и распахнул ее. На той стороне был коридор, темный и сырой, уходящий в неизвестность.
Калеб позвал меня с собой посмотреть, куда он ведет. Я тогда ничего не имела против тесных темных закоулков – не то что теперь, – но идти все равно не хотелось. У меня была работа, и я знала, что если уйду, мне достанется на орехи. Но за Калебом я шла всегда и всюду. Не было на земле такого места, чтобы он попросил меня с ним пойти, а я не согласилась бы. Но я никогда даже не представляла себе, что настанет день, когда он больше меня ни о чем не попросит. Не представляла, что без него мне некуда будет идти.
И вдруг я чувствую, что голод прошел. Я встаю и толкаю следующую дверь, в коридор, ведущий к комнатам служанок. Здесь полумрак, разгоняемый лишь факелом, висящим на стене. Но света хватает, чтобы голова опять закружилась, как было в таверне. Я прислоняюсь к стене, закрываю глаза, чтобы кружение прекратилось. Усталость, такая усталость, что, когда я слышу его голос, отвечаю только через секунду.
– Элизабет?
Я вскидываю голову. Там, в конце коридора, стоит Калеб. Он идет ко мне, сцепив руки за спиной. У меня сердце подпрыгивает от одного взгляда на него.