Поймав экипаж и на нём довезя Реи до дома, я в очередной раз пообещал сразу же, как что-то прояснится с Гором, сообщить ей, и наконец-то добрался до любимого уютного кабинета.
Правда, как оказалось, запас странных и невероятных событий, сыплющихся на мою бедовую голову, ещё и не думал истощаться.
Только я вооружился бумагой и письменными принадлежностями, чтобы как-то на бумаге структурировать все факты и события, как в дверь робко постучали. Поскольку вспомнить кого-нибудь из знакомых, кто мог себя так повести, я не смог, — обычно сразу за коротким быстрым стуком дверь распахивали, не дожидаясь ответа, — оставалось только сообщить дежурное «войдите».
В дверном проёме показалась весьма ошарашенная бледная физиономия одного из охранников.
— Блэйк, тут… к тебе, — сообщил он, кивнув куда-то за спину.
— Ко мне? — искренне удивился я.
— Он так говорит, — нервно хихикнул охранник, явно борясь с желанием оглянуться.
— Впускай, — я устало махнул рукой. Когда тот, послушавшись, «впустил», мне стала ясна причина столь нервного состояния парня. На пороге возник сфинкс.
В этот момент я на себе понял значение выражения «уронить челюсть». Оказывается, действительно очень точное определение…
Увидеть в наших широтах сфинкса, да ещё чтобы представитель этого народа лично снизошёл до общения с каким-то там человеком, да ещё и сам пришёл… Кажется, чудеса только начинаются! После этого я уже готов поверить в превращение Гора в неизвестную тварь, в богов, демонов, пришествие древних героев и конец света — короче, во всё, что угодно!
— Я отвлеку тебя от мыслей о насущном ненадолго, полусмертный, — проговорил сфинкс. До сих пор мне лично с ними беседовать не доводилось, хоть я и был весьма наслышан. Почему-то нигде ранее я не встречал упоминания о столь странной черте этих созданий, как их голос. Казалось, что он доносится со всех сторон, да ещё и тембров было несколько. Будто два, или три, или даже пять человек говорят одновременно. От этого моментально закружилась голова, и концентрироваться ещё и на странном обращении «полусмертный», резанувшем слух, было довольно трудно.
— Да, конечно, — дежурно отозвался я, машинально вставая и жестом предлагая гостю присесть, с несвойственной для себя жадностью ловя каждое его движение. Впрочем, посмотреть было на что… Грация и изящество, с которым перемещалось это создание, буквально завораживала. Завораживало в нём всё. Гладкая, будто отлитая из чистого серебра шерсть, причём эффект усиливался лёгким налётом черни. Огромные тёмные глаза, в которых виделась бездна, пугали своим пристальным, пронзительным взглядом, но не смотреть в них было невозможно. Сквозящая в каждом движении спокойная сила хищного зверя. Сложенные за спиной белоснежные крылья. Гибкий хвост, будто живущий отдельно от своего обладателя. Странный наряд гостя — что-то вроде набедренной повязки, поверх которой имелась своеобразная «юбочка» из филигранных золотых пластин, изяществом рисунка больше похожих на самые изысканные кружева. Ряды сложных ожерелий, спускающиеся на широкий торс, браслеты, охватывающие запястья и предплечья. На человеке такое количество золота и драгоценных камней смотрелось бы смешно и глупо, но здесь всё было настолько естественно, как будто это не одежда, а части тела.
А странное создание тем временем, ничуть не реагируя на мой пристальный взгляд, грациозно прошествовало на ногах-лапах к предложенному стулу и плавно на него опустилось, каким-то образом умудрившись удобно устроить и крылья, и хвост, тут же обвивший ножку стула.
Я несколько заторможенно вернулся на свой стул, силясь сбросить наваждение. Впрочем, можно было и не пытаться…
— О драконах я пришёл с тобою говорить, — не дожидаясь, пока я очнусь и соображу, что и как спрашивать, начал сфинкс. — Известно ли тебе, что тайна есть для сфинкса, и для чего живём мы под луной? — дождавшись отрицательного мотания головой, он совсем по-человечески кивнул своим мыслям и продолжил. — Мы стережём великих тайн обеты, и для того лишь только дышим мы, — голос — или правильнее всё-таки «голоса»? — его был бесстрастен, невыразителен и размеренно-нетороплив. Волей-неволей вспоминались Мёртвые пески, и совершенно ясно перед глазами представала гладкая золотая равнина с колышущимся маревом смертельного жара. Такая же безразличная и спокойная, как голос её обитателя. Хотя от посещения этого знаменательного места меня судьба пока что сберегла. — Теряя тайну, мы теряем часть себя, и больше не способны оставаться под этим небом, неспособны жить. Я говорю с тобой об этом не только для того, чтоб слушал и запоминал, а для того, чтоб ты принёс в ответ мне клятву, приняв моё бессмертье как залог того, что тайна не умрёт напрасно, и ты без ропота поднимешь этот груз, чтобы нести его с последней каплей крови, — было довольно сложно, слушая его слова, да ещё в форме белого стиха, вслушиваться в смысл. Мерный ритм капель воды, не имеющий интонаций. Но сфинкс сделал паузу, видимо, терпеливо ожидая, пока до меня дойдёт. И я, кажется, оправдал его ожидания.
— То есть, Вы умрёте, открыв мне тайну, которую храните? И эта самая тайна наложит на меня некие обязательства, которые я должен буду поклясться выполнить? — на всякий случай переспросил я.
— Ты правильно всё понял, полусмертный, — сфинкс благосклонно кивнул. — И мне приятно, что ты стремишься до конца понять, не ошибившись даже в мелочах, и не боишься задавать вопросы. Я убеждаюсь в том, что не ошибкой было моё решение прийти сюда сейчас. Скажи, что знаешь ты о драконах? — он чуть склонил голову набок, и первый раз в словах появилась интонация, отмечающая вопрос.
— Знаю? Я даже не уверен, что они существуют, — честно признался я. В ответ на эти мои слова сфинкс улыбнулся. Будучи не самым последним трусом, я всё равно вжался в стул, пытаясь унять предательскую дрожь в пальцах и коленях.
Улыбка сфинкса — то ещё зрелище! Я даже не знаю, как её можно описать словами. Пустые бездонные глаза, мимика — всё это превращает простое для большинства разумных существ проявление эмоций в чудовищную маску. Наверное, примерно так может улыбаться смерть. Причём та самая, которая жестокая, беспощадная, массовая и бессмысленная, весьма далёкая от понятий войны или покоя. Скажем, моровое поветрие могло бы состроить вот такую гримасу. Только в исполнении сфинкса всё смотрелось гораздо хуже. Уже потому, что моровое поветрие не может вот так спокойно сидеть в кресле напротив и улыбаться…
Сфинксы улыбаются редко. Иначе бы от них при первой же встрече все шарахались. Но смеха сфинкса не слышал никто и, наверное, к счастью. Согласно поверью, если сфинкс рассмеётся, мир рухнет. Раньше мне это казалось глупостью. Но, наблюдая это загадочное создание лицом к лицу, я уже не уверен, что в нём нет правды… Может быть, не совсем весь мир рухнет, что-нибудь останется. Но плохо будет совершенно однозначно.
— А правда ли, что смех представителя вашего народа может разрушить мир? — вдруг поинтересовался я, поражаясь собственной наглости. Сфинкс медленно качнул головой.
— Ты спрашиваешь то, что не могу сказать тебе я. То тайна не моя, не спрашивай о том. А драконы существуют, полусмертный, и именно без них бы рухнул мир. Они суть равновесия и жизни. Приходят в мир они нечасто, но — бессмертны. А ныне время потрясения грядёт, а, значит, время их. И от тебя зависит, полусмертный, куда качнутся чаши бытия.
— М-мою ж Силу… — себе под нос выдохнул я, потому как добрый сфинкс опять дал мне время осознать сказанное. Я даже попытки не поверить не сделал. Да и кто бы на моём месте попытался? Хотел бы я посмотреть на того героя!
Было такое забавное ощущение… Как будто мир вокруг уже рушится. Причём парой осколков меня ощутимо приложило по темечку. Хотя, если включить критическое мышление, становится понятно, что мир-то никуда не делся, а рухнуло на самом деле моё представление об окружающей реальности.
— А я-то тут причём?