— Извините за погром, — я вздохнул, обращаясь к официанту. — Сколько с меня?
— Ничего страшного, — сдержанно улыбнулся он. — Вы же нечаянно. Три серебряных, с вашего позволения. И ещё, вот это, надо полагать, ваше? — он протянул мне эльфийский свиток и коробочку, которые я положил на стол, садясь.
— А, да, — я поморщился, отдал деньги, забрал корреспонденцию. — Спасибо.
— Вам спасибо, заходите ещё. Надеюсь, в следующий раз вы сможете оценить нашу кухню, — хмыкнул он.
— А уж как я на это надеюсь! — шутку я оценил.
— Мы взяли на себя смелость поймать для вас экипаж, он ждёт у дверей, — сообщил официант и откланялся.
Молодой целитель, поглядывая на меня с сочувствием, подставил плечо. Я только благодарно кивнул; ох, не нравится мне подобная тенденция! Уже не первый раз за последнее время я практически не способен передвигаться самостоятельно…
В общем, меня общими усилиями затолкали в экипаж, рядом уселась встревоженная художница, испуганно вцепившаяся в мою ладонь. Надо же, как мало ей было нужно, чтобы перестать краснеть по поводу и без.
— Не пугай меня так больше, — вздохнула Марена, когда кучер вяло взбодрил лошадку, и та затрусила по мостовой.
— Я и себя-то напугал, пожалуй, даже сильнее, чем тебя, — улыбнулся я. — И мне тоже всё это не понравилось. Э-э-э, да ты, оказывается, плакса! — я вздохнул, с укором покачал головой и обнял всхлипывающую и рукавом утирающую лицо девушку за плечи.
— Я не плакса! — возмутилась она, особенно шумно шмыгнув носом. — Просто я очень испугалась. Я подумала, что ты умираешь!
— Невелика потеря, — я фыркнул. Потом не удержался от провокационного вопроса: — Или велика?
Художница замерла и с недоумением покосилась на меня. Неожиданно вспыхнув до корней волос, раздражённо ткнула меня локтем в бок.
— Вот ещё! У меня картина, между прочим, не дописана! И… И вообще, ты так и не забрал ту картину с драконом! Что я смешного сказала? — Марена возмущённо надулась.
Я, тихонько смеясь, откинулся на спинку сиденья и покачал головой. Во всяком случае, хоть плакать она перестала, и то радость!
Разобравшись с насущной проблемой в виде донельзя расстроенной художницы, которая теперь просто задумчиво смотрела на дождь за стеклом (достаточно большая в этом городе редкость — экипаж с окнами), и сумев хоть немного расслабиться, я наконец-то вспомнил, что так и не посмотрел почту.
Машинально проверив коробочку (к слову, довольно тяжёлую) на магию и прочие неприятности, я аккуратно распечатал бумагу, в которую она была упакована, и вскрыл защёлку, мельком отметив, что и Марене моя почта показалась занимательней однообразного пейзажа за окном. Впрочем, разглядев несколько золотых монет и небольшую сложенную записку, она разочарованно вздохнула. А я только насмешливо хмыкнул, посчитав деньги; трактирщик оказался человеком добросовестным и честным: посреднические десять процентов оставил себе, остальное направил мне. Что я могу сказать? Приятно, когда попадаются такие люди. Начинаешь верить, что человек — не самая гадкая раса в этом мире. Хотя, пожалуй, это я погорячился… Есть существа куда как более мерзкие!
А вот развернув эльфийский свиток, я для начала очень напрягся, потому как распознал неровные каракули своего пропащего друга. Впрочем, по мере прочтения во мне осталось только одно желание: поймать и убить даймона. Просто так, в воспитательных целях.
«Привет, Блэйк. Спешу тебе сообщить, что эти эльфы — полный (клякса). То есть, совсем полный (клякса). Демоны! У них даже письменные принадлежности со встроенной цензурой! И нормальной бумаги во всём лесу не найдёшь, только эти (клякса). То есть, свитки.
В общем, если тебя это интересует, я жив, и даже в ближайшем будущем вернусь. Я знаю, что интересует; поэтому, собственно, и пишу, хотя ты скорее побреешься налысо, чем признаешь.
Так, по делу. А по делу получается полный («пи» — зачёркнуто) кошмар. Достали со своей цензурой! Подробнее расскажу при личной встрече. В своё оправдание могу сказать: в том, что ты не нашёл меня в трактире, я не виноват. И не ухмыляйся так скептически, эльфийка тут тоже не причём! Вернее, причём, но совершенно не так, как ты подумал. Сейчас с момента нашего с тобой расставания прошло чуть меньше суток; ещё через сутки я, наверное, достаточно уже оклемаюсь для телепортации, так что встречай гостей. Тут несколько часов до ближайшего города с порталом, а оттуда я перемещусь к тебе в библиотеку: отчего-то координаты этой треклятой комнаты мне сейчас помнятся совершенно точно, в отличие от всего остального.
В общем, всё остальное — не тема для письма. Надеюсь, к моему возвращению дом твой всё ещё будет находиться на положенном месте, равно как и библиотека, и, желательно, весь этот мокрый, но, в принципе, не такой уж мерзкий город.
Энрике Аморалес».
Дата, подпись.
Вот, как говорится, и думайте, что хотите! Что надо делать с даймоном, чтобы он истощился до такой степени, что ему ещё сутки отлёживаться? И что, Туман побери, заставило его забыть координаты всех привязок перемещения?!
— Неприятные новости? — осторожно поинтересовалась Марена. Я кивнул на свиток, но вовремя сообразил, что читать она не умеет.
— Не то чтобы неприятные, скорее, наоборот: объявился потерявшийся друг. Просто неожиданные, странные и совершенно непонятные. Ладно, всё равно мне на сегодня уже, кажется, хватит загадок, а этот сам, как придёт, всё расскажет, — я махнул рукой, закрывая свиток.
— Как думаешь, то, что с тобой сегодня случилось, никак не связано с тем, что ты рассказывал? Про драконов.
— У меня есть ощущение, что тут вообще всё связано с этой историей про драконов, — вздохнул я. — Всё, не хочу больше о работе. Хочу домой, добраться до кровати и проспать по меньшей мере до завтрашнего полудня, — в подтверждение своих слов я широко зевнул.
— Первая твоя здравая мысль за последнее время, — фыркнула девушка. — Жаль, я так и не увижу, как нынче графы живут, потому как на экскурсии ты явно не способен.
— Так оставайся; завтра, думаю, буду уже способен, — я пожал плечами. К счастью, очень быстро сообразил по выражению лица готовящейся праведно возмущаться Марены, что поняли меня, как всегда, неправильно, и поспешил уточнить. — В доме есть несколько гостевых комнат, и почти все во вполне пригодном для жизни состоянии.
— Ну… — пробормотала мгновенно покрасневшая художница. — Это, конечно, любопытно.
Да что она такая стеснительная-то, Туман побери? Первый раз такое вижу! Нет, надо с этим как-то бороться…
— Нет, конечно, отрицать очевидное глупо, ты действительно мне очень нравишься, но вот как раз сегодня посягать на твою честь я точно не буду. Я на это чисто физически не способен! — наблюдая за выражением лица девушки, я не удержался и под конец короткого монолога расхохотался. Правда, это не помешало успеть подставить локоть в порядке блока под острый кулачок, которым меня попытались ткнуть в бок.
— Блэйк, почему вам, мужчинам, обязательно надо говорить какие-то гадости и глупости? — возмутилась она, всплеснув руками. — С вами из-за этого ужасно тяжело общаться!
— Гадости или глупости, не знаю, а я просто сказал правду, — я пожал плечами. — Мог бы, конечно, промолчать, но не удержался, каюсь. Ты так забавно реагируешь… А, кроме шуток, действительно — оставайся. Я тебя утром цагом угощу; говорят, я его вкусный делаю. Если, конечно, ты меня сумеешь утром распинать для приготовления этого самого цага.
— Конечно, после всего вышесказанного разумнее было бы отказаться, но не могу, — она вздохнула. — Когда мне ещё графья цаг готовить будут? — девушка хихикнула. Я хотел сообщить, что всегда к её услугам, но не успел: экипаж остановился.
К счастью, за время поездки я действительно оклемался достаточно для того, чтобы самостоятельно выбраться на тротуар вслед за торопливо спрыгнувшей вниз Мареной, которая весьма трогательно пыталась мне помочь. Уточнять, что она, скорее, мешала, чем действительно как-то помогала, вслух я не стал. Зачем расстраивать хорошего человека?