— И последнюю страницу. Но, знаешь, ведь многие люди начинают читать газету именно с последней страницы. Сплетни, скандалы, некрологи...
Он многозначительно посмотрел прожжённому пройдохе в глаза и пошевелил пальцами. Так, как будто собирался кого-то придушить.
Редактор вздохнул и сдался. На всякий случай.
— Слушай, мастер Рейке а зачем тебе эти деньги, а? Просто ты так их собираешь...
Так я тебе и сказал, вновь улыбнулся Йон, пересчитывая мелкие купюры. Его мечта стала еще на пять лян ближе.
Место, куда они с доктором Баком направились в сопровождении военных, находилось в Верхнем городе, на холмах, и было так не похоже на те места, где Эрех обычно обитал: госпиталь Чистого Сердца, Синюю улицу и дома призрения на западном берегу реки Яблочной. В Верхнем городе цвели деревья, а широкие улицы вымощены не серым, а желтым камнем, который каждую неделю моют специальными щетками. Красивые дома в традиционном стиле блестели цветной лакированной черепицей, а за изящными заборами буйным розовым цвели азалии. И воздух, конечно же, был намного чище. Преобладающий в этой части столицы восточный ветер не нес сюда ароматы скотобоен, плавилен, кожевенных мастерских и бедняцких трущоб.
Другой мир.
Коляска остановилась в самом конце Розовой улицы, у аккуратного маленького домика, за оградой которого зеленели деревья Королевского парка. Только после того, как Эрех слез вслед за доктором на землю, прижимая к груди вверенный ему аптекарский саквояж и сверток с инструментами, он сообразил, что это за место. Знаменитый Розовый павильон, самый дорогой частный дом в городе.
Целитель разулся у порога, радуясь, что на прошлой неделе купил новые и пока еще целые носки, и стараясь даже дышать медленнее, чем обычно, проследовал вслед за доктором Баком во внутрь, уже предвкушая, как сейчас увидит те самые панели с изображением сюжетов из «Судьбы бессмертных» Кароля Линдэ, классической драмы великого поэта эпохи Первых Фаттихидов. По легенде, эти панели написаны были по заказу самого Линдэ, и изначально стояли у него в доме, на сгоревшей дотла вилле в Алессо.
В Розовом павильоне их всех действительно ждало ошеломляющее зрелище.
Золотистые шелковые ковры, затянутые золотистой бумагой, в тон коврам, перегородки и, главное, панели Кароля Линде, были щедро залиты успевшей свернуться и потемнеть кровью. Эрех замер, вцепившись в саквояж, как младенец в мать. Кровь его не пугала, но Боги... Хорошо, хоть панели лакированные, можно будет отмыть, мелькнула непрошенная, стыдная мысль.
— Боги мои! Мой эрл! Что здесь случилось! — полный неподдельной тревоги голос доктора вернул Эреха в реальность, в который раз за этот день.
Он моргнул и только тогда осознал, что в комнате они не одни, что в ней, в кресле у окна, сидит пожилой и белый, как мел, мужчина, а вдоль стен, переступая ногами в носках, мнутся, будто школьники перед наказанием, трое военных.
Мужчину Эрех узнал. Магистрат Мауве Ойзо, человек, железной хваткой державший весь город. Как поговаривали, в масштабах Альмейры он был много влиятельней даже кабинета королевских министров.
Седой, старый человек с растерянным взглядом. Который нервно потирает рукой область груди рядом с сердцем.
Доктор бросился к нему, и Эрех поспешил следом, стараясь ступать на чистые участки пола. Это было сложно. Создавалось впечатление, что кто-то, кто бы он ни был, обмакивал в кровь огромную кисть и размахивал ею из стороны в сторону. Или же кругами таскал по полу тело, из всех артерий которого струями била кровь. Скотобойня, а не дом.
Доктор Бак меж тем опустился на колени перед своим влиятельным пациентом, совершенно не жалея дорогого костюма, и принялся внимательно проверять пульс на обеих запястьях. Эрех пристроился рядом, послушно подавая требуемые материалы.
— Вы испытываете серьезное нервное истощение, — тихим голосом комментировал доктор свои действия. — Ваше сердце... вы на грани приступа, мой эрл. Это опасно. Вам надо перестать так беспокоиться...
Он осекся.
— Как я могу, — еле слышным шепотом пробормотал магистрат. — Как я могу... Вы же видите, мастер, что творится вокруг. Мой сын...что же я наделал... мой бедный маленький мальчик...
Стоящие у стены военные вновь в беспокойстве переступили ногами, как по команде. Эреху не надо было погружаться в них, чтобы чувствовать расходящиеся по комнате тонкие нити их испуга, напряжение нервной системы, страх на грани паники.
— Мой сын пропал, мастер... — ловкие руки доктора, серебряные иглы, запах прижиганий. — Как вы думаете, вся эта кровь...есть ли шанс, что он может быть жив?