За двадцать лет лет работы среди всевозможных порождений криминального мира Альмеррайда Йон повидал многое. Такое, о чем и вспоминать-то было противно, не то что рассказывать. Но вот любители детей встречались редко, всего лишь трижды. Первый был в самом начале карьеры, когда самому-то Йону едва исполнилось семнадцать и следствие вел не он, а его наставник. В памяти осталось только ощущение омерзения, будто на улитку наступил. Маленький щуплый человечек, эфесский купец, признавался без всякого принуждения, рыдал и пытался оправдать свои действия, покупку пятилетнего мальчика у бродяг, тем, что собирался его любить. Мол, мальчику лучше с ним, чем на улице или под мостом. Наставник дословно записал эти излияния и передал по инстанциям. Развращение детей — преступление храмовое, а не светское, оно попирает основы и карается по закону Матери и Отца, а те не страдают ни недостатком воображения, ни излишками сочувствия.
Во втором случае Йон разбирался лично. Он тогда нечасто первым испрашивал справедливости, полагая, что ее и так ниспошлют, если будет необходимость. Но, оказавшись в подвале, где сотрудники магистрата вынимали из земли восемь полуразложившихся детских тел со следами зверских пыток, не удержался. Не смог удержаться. Оторванная голова украсила алтарь, а глава маленького храма в Алессо признался, что счастлив не принимать решения, потому что такие бездны человеческой аморальности ему не ведомы.
После третьего раза Йону еще полгода снились кошмары. Трущобы Асталота совсем не то, что в Альмейре, столица все же озарена благословением Короля, проще говоря, она безопаснее. А вот древний порт способен удовлетворить любые желания. Единственное место под Небом, где нет запретов, где можно найти все, были бы деньги. Дом вдовы Рино, например, предлагал детей. Любых и для любых нужд. Йон, помнится, почти сутки читал клиентскую документацию, то и дело глядя на связанную старушку, более напоминавшую одуванчик, чем кровавую тварь, и шерсть на загривке вставала дыбом. Хотелось не просто убивать — хотелось рвать руками, наживую. Ворованные младенцы для игры «в хирурга» для богатой супружеской пары. Мальчики не старше семи лет для шестидесятилетнего ростовщика, поставки продолжались более трех лет. Десятилетняя астийская девочка для второго помощника магистрата, которую тот изнасиловал и убил. Комнаты с детьми, куда допускались постоянные клиенты. Любые желания кровожадных безумцев. Помощника Йона, помогавшего разбирать архив, несколько раз выворачивало наизнанку. Рейке тогда таскал вдову за собой, чтобы жаждущие возмездия храмовники не растерзали ее раньше, чем она сольет ему всю сеть. Он помнил череду ночных арестов, когда всех, кто был связан с этим делом, клиентов и посредников, вытаскивали из постелей и волокли в городскую тюрьму, осажденную требующим правосудия людьми. Помнил массовую казнь, когда впервые за более чем сто лет сам Верховный настоятель воззвал к Псоглавцу, публично, на главной площади, на глазах у всего города. И особенно отчетливо Йон помнил, как в абсолютной тишине невидимые псы Горо заживо рвали привязанных к столбам, лишенных голоса преступников. Божественная справедливость, непонятная непосвященному разуму, два ряда ищеек в серой форме и воздетые к небу руки старика в золотой маске собаки. Ни разу за все последующие годы Йон не посчитал это неправильным.
И сейчас, глядя на пробегающие мимо стволы кипарисов, он думал, что, вполне возможно, история решила повториться. Слишком многое указывало на это. И полтора месяца поездок за две мили от города сразу двух незнакомых между собой людей. И, разумеется, способ, которым их убили. А еще то, что про судью никто ничего плохого не мог сказать, а вот про тула Ойзо — могли. Хотя бы Йон и Эрех. Как-то слишком последовательно прогуливался покойный в ту сторону, где приличному сыну уважаемого человека нечего делать.
— Эй, мелкий! — Йон выдернул Эреха из унылого состояния.
— А?
— Не нюнь.
— Чего?
— Сопли подбери. И ответь мне на один вопрос.
Он на дока не смотрел, но кожей ощутил, как тот занервничал. И ожидаемо пискнул:
— Какой?
— Объясни-ка мне, чего ты забыл тут, среди ночи? — Йон обвел рукой окружающий их вечерний пейзаж: серые кипарисовые стволы, теряющиеся в чернеющем небе, мягкий ковер из опавших иголок, темнота, тишина и жуть, особенно для трясущегося зайцем дока, размером с того же зайца.
— Ээээ...
— И не юли, — строго добавил Йон, подумал, и применил запрещенный прием. — Если мы с тобой в этом деле напарники, то вранья между нами быть не должно. Согласен?
Наивный младенец убито вздохнул и уши повесил. Посопел, собрался с силами, потом что-то прошептал себе под нос.
— Э? — расслышать жалкий писк Рейке не смог бы при всем желании.
— Я... это...
— Смелее, док!
— Я... — он даже зажмурился и Йон слегка забеспокоился. Чем он там занимается, по ночам, в женские бани подглядывает?
— Я... Я — штопальщик!
Над вечерним лесом повисла тишина.
— Ты?! — Рейке несколько секунд ошеломленно молчал, а потом расхохотался.
Глаза у мелкого стали круглые-круглые, а лицо обиженное-обиженное.
— Чего смешного-то? — буркнул он уже нормальным голосом. — Работаю на Красное братство, почти год. Эй! Хватит смеяться! Это, между прочим, невежливо!
Йон покивал и согнулся от нового приступа хохота. Очень уж не вязался похожий на девичий колокольчик но-Тьен с рискованной и запрещенной деятельностью подпольных бандитских лекарей.
-— А чего так далеко-то?
— А кто бы меня поближе взял бы... — уныло и по-взрослому ответил док и вздохнул.
Тоже верно. Кому нужен ушастый целитель сопливого возраста, когда половина столичных преступников пользуется услугами подпольных кабинетов при госпиталях, оборудованных по последнему слову науки, причем принимающие там личности — бандиты почище их же собственных клиентов. Штопальщики или, по-другому, черные лекари, очень денежный бизнес с очень высокой и жесткой конкуренцией.
— Меня приятель пристроил, его брат состоит в банде у мастера Юхея. Он выкупился в прошлом году и на свое место предложил меня, — признался Эрех. — А что? У них в уезде довольно тихо, братство контролирует только тракт да всю эту сопутствующую коммерцию — гостиничные дворы, игорные домики. По-серьезному режут редко, меня обычно для такого специально вызывают, да еще раз в неделю хожу на прием, для всех. Вот и в ту ночь... Зато платят неплохо.
— А по тебе и не скажешь, что вообще платят, — сказал Йон, намекая на протертые локти старой тужурки и обтрепанные по низу брюки.
— Так я ж эти деньги не трачу! — возмутился мелкий. — Я коплю на выкуп. И на то, чтобы вернуться на учебу в Университет. Мне ведь, вообще-то, повезло, что Храм меня в Чистое Сердце продал.
— И много уже накопил?
— Примерно седьмую часть, — хлюпнув носом, признался Эрех, и оглушительно чихнул.
Йон щелкнул поводьями, подгоняя лошадь, и прикинул. Средние расценки целительских услуг он знал, тем более, что Лааль не был такой уж глушью, а Красное братство не страдало от нищеты. Седьмая часть. Выкупная стоимость устанавливалась Храмами самостоятельно, исходя из ценности и мощи дара, а также количества посвященных. Самые низкие цены у Матери и Отца, а вот ищейки Псоглавца — бесценны, в том смысле, что оттуда или выносят в погребальной урне, или изгоняют за слом обетов. Третьего не дано.
А ведь и не скажешь, что этот сопливый щенок дорого стоит или у него есть какие-то особые целительские дары!
— А почему такая цена-то, э?
Мелкий засопел. Йон уже подумал, что не ответит, но Эрех все-таки признался:
— Я человека исцелил. Во время Боятской компании, генерала но-Ферра. Ему взрывом ногу оторвало и я ее того... прирастил.
Если бы сейчас с ясного неба грянул гром и в блеске молний явился сам Отец-Небо, Йон бы и то меньше удивился. А так он только рот раскрыл и на несколько секунд забыл, как дышать.
— Это было один раз, — торопливо пояснил мелкий, заглянув ему в лицо. — И то, случайно. Я просто очень испугался, что он умрет, там было столько крови, вокруг все взрывается, земля с небес сыпется, все трясётся, да еще пираты взяли три первых окопа. И я почему-то решил, что если с генералом что-то случиться, то нам конец, испугался до жути. Ну и... Но мне еще шестнадцати не было, так что не надо смеяться! Зато Храм тут же меня с островов вытащил, до того, как следующий снаряд в следующем бою попал бы уже по мне.