В линии обороны открылась зияющая брешь, надо было принимать экстренные меры. Пока все это осмысливалось, в наши ворота был забит гол.
Не могу сказать, что первое знакомство с Гарринчей доставило удовольствие. Зато потом искусством этого игрока, воспринимаемым уже беспристрастно, мы все открыто наслаждались.
Гарринче словно бы не вменялось в обязанность забивать голы. Его задача -и это повторялось многократно- сводилась к выходу на лицевую линию и прострельной передаче. Кажется, просто и можно бы раскусить и найти противоядие. Но в полной мере это не удавалось никому, хотя левым крайним защитникам обычно помогали партнеры. Свои маневры и финты Гарринча не готовил, всякий раз начинал их экспромтом. Поразителен его рывок: только что он стоял расслабленный, понурый, и вдруг – взрыв, и только его и видели.
Этот мулат-футболист милостью божьей. Низкорослый, плотно сбитый, чуть сутуловатый, словно он с рождения наклонен для рывка, с необычно изогнутыми в коленях ногами, завораживавшими защитников, с зорким взглядом исподлобья, он выглядел эксцентрично даже среди своих партнеров, многие из которых отличались внешним своеобразием.
На следующем, чилийском, чемпионате в отсутствие Пеле он принял на себя роль лидера нападения, забивал решающие голы, и бразильцы признали его главным героем своей второй победы. Что ж, значит в таланте этого игрока таились такие черты, о которых в Швеции он, быть может, сам не подозревал…
Бразильцы давали спектакли, где роли каждого исполнителя были строго определены. Другое дело, что вместо трех они ввели четырех защитников и вместо пяти форвардов оставили также четырех, двух крайних и двух центральных. Тогда это выглядело ошеломляющей новостью, весь остальной футбольный мир переваривал ее еще лет пять. Но с точки зрения построения игры, вошедшей в употребление после VIII, английского чемпионата мира 1966 года, тогдашние бразильцы выглядели труппой старинного классического репертуара. Крайние форварды играли на флангах, центральные – в середине, диспетчер свято выполнял свои конструкторские обязанности, моторный хавбек давал импульс атаке, защитники держали фронт обороны, как четыре дота, простреливавшие опасное пространство.
Среди них не было игроков, позже получивших наименование «универсалов». Бразильцы не захватывали середину поля, а проходили ее быстро с той же необходимостью, с какой спринтер преодолевает свою «стометровку». Они знали, что это надо делать, чтобы побыстрее доставить мяч форвардам, которые решат остальную часть задачи. Крайние нападающие главным образом простреливали мяч вдоль ворот, а центральные били по воротам. Так что при всей своей тогдашней новизне бразильская схема игры, если взглянуть на нее глазами сегодняшнего наблюдателя, выглядит традиционной.
И, однако, забыть ту сборную Бразилии невозможно.
Футбол переведен на разные «языки» и всюду получает свое истолкование, свою интерпретацию. На бразильском «языке» футбол выглядит радостной игрой, сохраняющей какую-то детскую непосредственность. Единственная в своем роде грациозность свойственна большим мастерам этой страны. В равной мере защитникам и нападающим. Помню, насмотревшись на них, я написал, что в будущем не исключено, что внутри команды в ходе матча будет безболезненно происходить смена четырех нападающих на четырех защитников и наоборот. Сам склад бразильских футболистов таков, что способен навести на эту фантастическую мысль.
Можно разложить на составные части их искусство, отдельно исследовать технические приемы, тактическую интуицию, взрывную скорость. Все это у них было. Но наблюдатель, если он не безнадежный сухарь, обязан был сунуть блокнот в карман и целиком отдаться зрелищу. Скорее всего, бразильская система оказалась такой трудной для подражания потому, что мир ее сразу увидел в недостижимо прекрасном исполнении, а сама по себе новая расстановка игроков, естественно, не давала ученикам желанного эффекта. И, наверное, потому футбольные умы с такой настойчивостью стали искать иные варианты, что не только превзойти, а повторить бразильцев в рамках их системы не представлялось возможным. Новая идея была предложена миру в законченном, совершенном облике, и уделом остальных невольно оставалось эпигонство. Да и где было взять одиннадцать таких же «звезд»?
Жонглеры из Рио – долго и привычно величали так бразильцев. И таился в этом прозвище кроме восхищения почти незримый, недоказуемый оттенок иронии.