— Как раз сейчас он уже более-менее в форме, — заметил Дан.
— В форме! Лучше, чем после Дернии, но все равно зубы сломаешь…
После Дернии… В памяти Дана сразу ожили два трудных месяца в Дернии… Особенно тягостным было воспоминание о первой встрече с Мараном. Он искал дачку, на которой тот расположился, битых два часа, ему пришлось пройти по берегу моря не один километр. Набережная то появлялась, то пропадала, он плутал в лесу, местами подступавшем к самому берегу так, что ветви похожих на земную иву деревьев почти касались воды, иногда разувался и шлепал по мокрому песку в полосе прибоя. Путешествие это не доставило ему особого удовольствия не только потому, что его снедали нетерпение и еле сдерживаемое беспокойство, его раздражало само торенское море, которое он впервые видел вблизи, море было слишком непохоже на земное — светло-серое, почти белое, пугающе неподвижное… правда, позднее Дан убедился, что оно, как и всякое другое, способно волноваться и штормить, но в тот день… и потом, морская вода, почти несоленая, не содержала и йода, да и водоросли ощутимо отличались от земных, поэтому, наверно, пахло море, как… как… ну не как море, иного определения Дан подыскать не мог. Нельзя сказать, что это был неприятный запах, нет, просто какой-то… посторонний, что ли? Все равно, что от бифштексов будет пахнуть французскими духами. Несмотря на теплую, безветренную погоду, пляжи почти пустовали, видимо, купальный сезон в этих широтах подходил к концу… Впрочем, Дану подобное положение дел было на руку, он отнюдь не торопился экзаменовать свои свежеобретенные познания в дернитском. Когда он наконец добрался до одноэтажного строения из грязно-белого кирпича, которому придавала причудливую форму колоколообразно обтекавшая крохотный мезонин, плавно расходившаяся в стороны и по краям изящно загибавшаяся вверх крыша, было уже около полудня… восьмой час по торенскому времени, отсчет которого начинался с самого раннего восхода в году. За распахнутой калиткой беспорядочно росли кусты каоры, точнее, какой-то ее разновидности, имевшей необычный шоколадный цвет. Окна, естественно, открыты настежь… Дан поморщился, первое, что он должен был передать Марану от друзей из Бакнии, предостережения, основанные не на абстрактных тревогах, а реальных сведениях. Пришлось долго стучать, Маран открыл не сразу, Дан уже собрался уходить, когда дверь наконец распахнулась. Его неприятно удивил вид Марана, тот был в одних белых летних порядком помятых брюках, босиком, волосы растрепаны, под глазами мешки, небритый…
— Дан?
— Ты что, до сих пор валяешься в постели?
— Вроде того… Может, сначала поздороваемся?
Дан молча протянул руку, но Маран руку отстранил и обнял его.
— Проходи.
Маран пропустил его в недлинный коридор, прикрыв открытую настежь дверь напротив входной, но Дан все-таки успел увидеть рассыпавшиеся по голубой простыне длинные рыжие волосы. Его покоробило, он вспомнил Лану. Сколько прошло времени? Три месяца или четыре?.. Маран, видимо, подумал о том же, потому что сказал серьезно:
— Это не в счет, Даниель. Не переживай.
В комнате, куда они вошли, царил беспорядок, несколько скрадывавшийся полумраком… несмотря на яркий солнечный день, было почти темно. Дан бросил взгляд на тщательно задернутую занавеску из плотной ткани, осмотрелся. Смятое покрывало на диване, скомканная и брошенная в кресло скатерть, валяющиеся тут и там книги и газеты… большинство газет не разрезано… на столе грязные чашки, остатки завтрака… или ужина, черт его знает… Больше всего Дана поразили пустые бутылки, их было слишком много, правда, названия, написанного на наклейке замысловатой вязью, он не знал, но сам цвет надписи, кроваво-красный, обличал присутствие алкоголя. И напиток этот был покрепче бакнианской тийну. Еще меньше его ободрил жест Марана, который, проходя, привычно взял с полки буфета бутылку, отвинтил крышечку, высмотрел на столе две чистые чашки, небрежно плеснул в них густой зеленоватой жидкости, пододвинул одну из чашек к Дану и взял вторую сам.
— Прямо так? С утра?
Маран пожал плечами, отпил из чашки и осведомился:
— А какая разница, с утра или с вечера? И вообще, какая разница между утром и вечером?
Дан не нашелся, что ответить.
Маран уселся в ближайшее кресло, не забыв прихватить не только чашку, но и бутылку.
— Чего ты стоишь? Крутани то кресло.
Дан повернул кресло, оказавшееся на колесиках, сидением к себе и обнаружил на нем широкую серебристую шаль.
— Эти дернитки — ужасные растеряхи, — заметил Маран. — Брось ее на диван.