- Ну, не надо, успокойся. Все будет хорошо, не надо. Мы вытащим ее оттуда. Я обещаю.
- Как ты можешь обещать?
- Я верю.
- Ах, он верит, посмотрите на него.
- Послушай, тебе надо поесть и успокоиться. Давай, иди уже. Мы должны верить. Она вернется.
Разговор прервался, и через пару секунд дверь в палату открылась, впуская Надиного папу.
- Ну что, Тимофей, ты тут заскучал? Да, я не представился еще. Можешь звать меня Стасом.
Он протянул мне свою большую руку.
Глава 14
С того первого визита я стал навещать Надю каждую субботу, а иногда и в будний день вечером заезжал.
Сменял ненадолго ее печальных родителей, давая им возможность немного развеяться или сходить на обед. Только они покидали палату, я садился возле кровати, брал Надю за руку и заводил свой долгий монолог, неизменно начиная школьными новостями и заканчивая просто мыслями вслух.
- В школе все, как заполошные, готовятся к Новому году, как будто это невесть какое событие. Вчера ёлку поставили в актовом зале. Девчонки ходили наряжать, говорят, красивая. Как я не отбрыкивался, и меня захороводили. Выдвинули на роль Волка в спектакле для первоклашек. Говорят, я фактурный... Ты слово такое слышала? Откопали ведь где-то. Я сначала отпирался, а потом подумал, почему бы и нет. Тем более, что нас с трудов на репетиции отпускают. Как такую халяву пропустить можно? Мы там в основном ржем и подкалываем Веронику Степановну. А она корчит из себя Шекспира, не меньше. Написала в этом году две пьесы для школьных новогодних постановок. Ходит серьезная, всеми командует, и так смешно сердится, что мы всем классом угораем. Потом, правда, и сама смеется. Забавная она. Жаль, что уроки у нас не ведет. Там, наверное, весело. Знаешь, а сегодня снег прямо стеной. На остановку вышел, больницы почти не видно. Только ближайший угол здания и часть парковки виднеется. В парке сугробы скоро мне по пояс будут. На днях хотел пройтись по той аллее, помнишь, там, где фонари в ряд. И не смог, представляешь? Дорожки не всегда расчищают. Сашка все по Вике сохнет. Каждый день мне о ней трындит. Вчера опять ее до дома провожал. Это он так называет. На самом деле, просто крадется за ней издалека, подойти боится. А та делает вид, что не замечает. Вообще не понимаю, что он в ней нашел. Сашка ведь интересный парень, глубокий, начитанный, и добрый, каких мало. Жаль его... А она симпатичная, конечно, даже очень. Но ведь пустышка совсем. Я видел ее как-то на улице с Митькой кудрявым. Идут, за ручки держатся, хихикают. Ммм... думаю, как это я пропустил. Пошел за ними, подкрался поближе, и ничего, полный ноль, представляешь? Вот зачем, спрашивается? И во мне только аппетит разбудили. Пришлось потом болтаться по морозу три часа, пока не нашел другую парочку. Подостудил их. Они поругались и разбежались. Но, думаю, опять сойдутся. Я ведь так, немножко только, - я выпустил Надину руку и поправил ей подушку. - Не знаешь, зачем твой отец сюда это зеркало притащил? Здоровое такое. Врачи на него косо смотрят, просят убрать. Но твои даже слышать не хотят. Странные они у тебя. Да и ты тоже, если честно, - я улыбнулся спящей Наде. - Мне скоро уходить. По математике опять задали столько, что не сделать за раз. Вот дождусь твоих и пойду. Хочу только спросить у них разрешения для Юрия Михайловича навестить тебя. Он все время о тебе спрашивает. В следующий раз придется взять его с собой. Иначе не отстанет.
Я крепко сжал Надину ладонь.
- Вот еще что хотел сказать... Ты, конечно, не услышишь, но... Я должен извиниться за все, что наговорил тебе тогда... Я вел себя, как полный урод, но если бы ты знала... То поняла бы, что у меня нет другого выхода. Я ничего не могу изменить в своей природе. Поэтому... В общем, просто прости...
В коридоре послышались шаги, и через несколько секунд в палату вошли Надины родители. Я засобирался уходить.
- Торопишься? - спросила Настя.
- Да, уроков много задают.
- Спасибо, что разговариваешь с ней. Это полезно. Может быть, она услышит и вернется... Иногда люди в коме могут слышать, о чем с ними говорят.
- Может быть, - осторожно отозвался я.
Я попрощался с родителями Нади и направился к выходу. Гардеробщица, тяжело передвигая отёчными ногами, подала мне куртку. Выудив из рукава шапку, варежки и шарф, я оделся и, кинув взгляд в зеркало напротив, шагнул к выходу. И резко остановился.
Дыхание перехватило, а по коже пробежал холодок. Я медленно выдохнул и так же медленно вернулся к зеркалу.
На меня недоуменно таращился мальчишка в потрепанном пуховике.
Но я готов поклясться, что мгновение назад в зеркальном отражении на меня смотрели до боли знакомые глаза.
- Потерял что-то, внýчек? - заботливо осведомилась гардеробщица.
- Да не... - я развернулся и оглядел гардеробную. - Кажется, все на месте.
Я попятился к выходу, не отводя от зеркала глаз.
Как дурак, спиной вперед, я покинул больницу.
Меня ужасно смутило это происшествие. Неужели галлюцинации? В последнее время я часто ловил себя на мысли, что ощущаю рядом чьё-то присутствие. Будь то школьная столовая, актовый зал, или общий холл в Никитском, мне казалось, что на меня кто-то смотрит нагло и беззастенчиво, будучи уверенным, что я его не вижу.
Теперь я шел к трамвайной остановке, все время оглядываясь в поисках тайного преследователя.
Вечерело. Небо тускнело с каждой минутой. Снег продолжал падать, но уже не так густо, как днем. Под козырьком трамвайной остановки не было ни души. Стоило мне прислониться к рекламному щиту, как из-за поворота послышался звон рельсов, а через несколько мгновений показался трамвай, весь окутанный мягким желтым светом, льющимся из окон. Он лениво полз к остановке, пошатываясь, словно навеселе. Зашуршали тормоза, и трамвай остановился. Хрипло заскрежетали промерзшие двери, приглашая внутрь. Я запрыгнул на ступеньки, и трамвай, крякнув створками, пополз дальше по маршруту.
Я прошел вперед и сел на сиденье за водителем. Несколько случайных попутчиков молча смотрели в окно.
Мой взгляд прошелся по приборной панели, задержался на лобовом стекле и уперся в круглое зеркало заднего вида. Там отражалась кривая реальность в мутных изгибах фигур.
Я стал лениво разглядывать пассажиров.
Старый дедок в аккуратном черном пальто и квадратной меховой шапке.
Впереди него женщина с большой авоськой на коленях.
Трамвай притормозил и впустил новых пассажиров. Парень лет двадцати в толстом круглом пуховике прислонился у окна. Молодая женщина в пушистой шапке прошла назад и села в конце вагона.
В заднюю дверь тоже вошел кто-то в светлом и теперь продвигался в начало трамвая. В следующую секунду я увидел девочку, одетую совершенно по-летнему. На ней было простое белое платье в мелкий разноцветный горошек, а на ногах мягкие домашние туфли. Она пересекла салон и села на сиденье позади меня. По коже пробежали мурашки.
С губ сорвался нyемой вопрос: "Надя, что ты тут делаешь?!"
Я быстро оглянулся, но сзади никого не было, кроме моих безучастных попутчиков. Закружилась голова.
Я вновь уставился в зеркало. Надя была на месте. Она сидела у меня за спиной и насмешливо улыбалась.
Я оглянулся, кажется, раз десять подряд, но наваждение не пропадало. Она была все там же, молчала и улыбалась.
Меня тряхнуло - трамвай остановился. Не обращая внимания на мое смятение, Надя неторопливо встала и вышла из вагона в зимний город.
Я тут же вскочил, чтобы побежать за ней, но это оказалось невозможным. Надя существовала исключительно в зеркальном отражении или, может быть, в моем воображении?
Как куль, я повалился на сидение. Стало вдруг очень жарко, и я сорвал шапку. Теребя ее в руках, я опять вскочил и, шатаясь, зашагал назад по проходу. Некоторые пассажиры уже начали косо поглядывать в мою сторону.
Надо взять себя в руки. Но как же так! Я ее видел! Видел!
Что это значит? Я опять вижу то, чего не видят другие? Может быть, это какая-то новая способность? Может быть, теперь я начну видеть повсюду души умерших людей? Но она не умерла, она только в коме. Как она оказалась в зеркале? Я вижу ее повсюду...