- Тут свободно?
Остроносый оторвался от учебника географии.
- Свободно, садись, - дернув плечом, ответил Воробей.
Начался урок географии. Молоденькая учительница проверяла присутствующих. "Невинный... Тимофей," - она метнула кокетливый взгляд в мою сторону.
- Ну и фифа, - хмыкнул я.
- Ага, - улыбнулся Воробей. - Наша Любовь Александровна. Мы ее Фифой и называем.
Фифа цокала туда-сюда, то к карте, то к доске, записывая народонаселение какого-то государства. Добрая половина мальчишек пристально следила за каждым движением сиреневой юбки. Вторая была адептами белой шёлковой кофточки, точнее, выреза на этой самой кофточке... Девчонки тоже смотрели с благоговением, словно повстречали музу. Энергия тонкими струйками поднималась к потолку от доброй половины одноклассников. Я облизнулся от удовольствия. По всему выходило, что география здесь станет моим любимым предметом.
- А ты где две недели пропадал? - поинтересовался Воробей, не отрываясь от учительницы.
- Да так, гриппом болел.
Весь урок я пытался сосредоточиться на поклонниках Фифы. Но аппетит портился, как только моя бывшая соседка оборачивалась, чтобы в очередной раз впериться в меня дотошными туманно-серыми глазами. Каждый раз я ощущал невероятное смятение, как будто был пойман на месте мерзкого преступления. Никогда ни один человек не производил на меня такого действия. Внутри что-то дергалось, и я чувствовал, что снова теряю контроль над собой. Это пугало и изматывало. Мне хотелось бежать, бежать как можно дальше, чтобы не чувствовать на себе этого разоблачающего взгляда, который, словно хлыстом, стегал меня всякий раз, когда она оборачивалась в мою сторону. Но не мог же я, в самом деле, опять сбежать с урока! Не получится все время бегать от нее. Я должен что-то придумать, каким-то образом заставить ее отвязаться от меня.
Я с нетерпением ждал конца урока, но лишь прозвенел звонок, Надя встала и уверенным шагом направилась в мою сторону. Одним движением я смел свои вещи в сумку и, словно вор, бросился бежать из класса по соседнему проходу.
Наши догонялки продолжались весь день. На переменах я приклеивался к Воробью и, не отставая ни на шаг, заваливал его вопросами о всякой ерунде, лишь бы только не дать Наде вклиниться в наш разговор.
- Сашка, у тебя есть что-нибудь послушать?
- Есть "Кино", "Агата Кристи", "Чайф".
- Понятно.
Стандартный суп-набор...
- А что-нибудь поинтереснее?
- Например?
- Ну, типа вот этого.
Я засунул ему в ухо наушник. В плеере играла "Lacrimosa".
- Это че за симфония такая? - Воробей поморщился.
- Это готик-рок.
- Нифига на рок не похоже. Уфф... Они на немецком, что ли, поют?
- Ну да.
- И тебе нравится эта хрень?
Я уже, было, хотел отстать от него, но Надя в очередной раз метнула взгляд в мою сторону и, казалось, была готова опять сорваться с места.
- Хорошо, давай попробуем вот это.
Я поменял кассету в плеере.
Только бы продержаться до конца перемены.
- А это че?
- "Therion". Направление - симфонический металл.
- Ну, тут, конечно, поживее. - Воробей недоуменно приподнял бровь. - Но они ж там хором поют...
- Тебе не нравится?
- Честно?
- Понятно.
Я достал еще одну кассету.
- Тогда последняя попытка. Моя любимая на сегодня. Так что буду признателен, если соврешь. Эта кассета мне просто чудом досталась. Их практически нигде не продают.
- Ну, давай, - Сашка вздохнул и опять засунул наушник в ухо.
- Слушай, так этих я знаю! - воскликнул он с облегчением. - Это ж Metallica, только без слов.
- Не, чувак. Это Apocalyptica, каверы на Металлику на виолончели.
- Неплохо. Только Металлика все равно лучше.
Надя все-таки подошла к нам. Я посмотрел на нее, пытаясь сделать взгляд как можно более суровым.
- Чего тебе, Ступакова? - громко спросил я.
Многие обернулись. Кое-кто одобрительно хмыкнул. Я чувствовал себя гадко. Надя опустила глаза и шумно выдохнула. Потом развернулась и зашагала прочь.
Она оставила попытки подойти ко мне, но взгляды ее стали еще более пронзительными, они разъедали мне душу, словно кислота.
Глава 11
Почти неделю мне удавалось избегать разговоров с Надей. Мы сидели в разных концах класса. Я не подходил, и она тоже больше не пыталась заговорить со мной. Я уже привык сидеть за последней партой с Сашкой, которого почти сразу начал называть Воробей, но его это, кажется, только веселило. Я проводил с ним много времени, и мы быстро сдружились.
Обычно мы встречались с Воробьем в сквере по дороге в школу и болтали о том о сем. Я неизменно подначивал его на разговоры о рыженькой Вике - его безответной любви. И он делился самым сокровенным, ничего не подозревая.
- Я в нее влюблен чуть ли не с первого класса, представляешь? Мы даже дружили раньше... пока она не решила, что я ее недостоин. Она живет тут неподалеку, в соседнем дворе. Каждое лето мы тусим в одной компании, и между нами опять... все налаживается. Но как только начинается школа, она перестает меня замечать, - Сашка тяжело вздохнул и пнул пустую пачку из-под сигарет. Он их вечно где-то находил. Увидит, и обязательно пнуть надо. - Я не могу ее понять. Она ведь классная девчонка... И что мне со всем этим делать?
Да выкинуть ее надо из головы раз и навсегда. Тут все ясно.
Ему я, конечно, такого не сказал.
- Попробуй пригласить ее куда-нибудь.
- Ха! Пригласишь ее... Да к ней вообще не подойти, когда она со своей свитой. Они потом месяц надо мной стебаться будут.
- Ну, не знаю. Может, напиши ей тогда?
- Нет! - Сашка поморщился. - Я уже писал как-то... Она эту записку чуть ли не всему классу прочитала.
Вот зараза! Какого черта ты все еще о ней думаешь?
Я бы, пожалуй, мог избавить тебя от бесполезных страданий, только что же мне есть тогда?...
- Ну подожди, может быть она еще... разглядит тебя.
Или пожалеет, когда в очередной раз станет скучно.
После таких разговоров Сашка зевал и жаловался, что уже который день не высыпается. Я же, наоборот, приближаясь к школе, чувствовал себя все лучше. Так было и в четверг, когда мы завалились в класс на математику. Я уже начал располагаться за нашей партой, как вдруг послышался стальной голос математички:
- Я не разрешала пересаживаться. Две недели тебя не было, а теперь ты собираешься веселиться с этим охламоном. Будешь сидеть со Ступаковой.
Паучиха!
Я нехотя поплелся на прежнее место. Нади еще не было.
Я заволновался: а вдруг все повторится, как в тот вечер? Вдруг и сегодня я не смогу себя контролировать?
Я до сих пор не понимал, почему мое тело тогда слетело с катушек.
- Привет, - услышал я за спиной.
Не проронив больше ни слова, Надя села рядом. Мое присутствие ее, кажется, не смутило.
Достав учебники, она принялась сосредоточенно точить карандаш. О чем она сейчас думает? Наверняка обо мне. Почему тогда молчит? Я был уверен, что она сразу накинется с расспросами. Что ж, тем лучше для меня. Буду делать вид, что ничего не произошло.
Прозвенел звонок. Наталья Георгиевна вышла к доске. Потрясая пачкой бумаг и стреляя злобными взглядами, она принялась отыскивать новую жертву. На этот раз жребий пал на Надю.
- Я проверила ваши работы, - сказала Наталья Георгиевна тихим стальным голосом. Ее рот исказила полуулыбка. - Некоторые, как всегда, отличились умом и сообразительностью. Ступакова, ты слепая?! - вдруг гаркнула она. - Что за бестолочь! Встань, когда с тобой разговаривают!
Надя медленно встала из-за парты и уставилась себе под ноги.
- Ты не можешь переписать задание в тетрадь? Тут думать не надо, Ступакова, - Математичка выплюнула фамилию, как ругательство. - Тупить не надо! Тебя не учили писать в прописях? Копировать значки, черточки, палочки?!