- Ребята, новость печальная, - объявили на уроке. - Надя Ступакова серьезно больна. Ее родители были немногословны. Мы знаем лишь, что в ближайшее время, а возможно, и в ближайшие несколько месяцев Надя в школе не появится. Девочка в коме.
Класс молчал.
- А можно ее навестить? - будто со стороны услышал я свой голос.
- Э... Я даже не знаю, будет ли в этом какой-то смысл... А впрочем... Почему бы и нет. Тимофей, подойди ко мне в учительскую. Я дам тебе номер телефона родителей Нади.
На перемене я долго топтался возле двери в учительскую. Может, ну его? Мало ли, вырвалось... Все и забыли уже. Но чувство вины опять больно кольнуло изнутри. Наконец, я решился, постучал и вошел в учительский кабинет.
...
Сидя на потрепанном диване в гостиной Никитского, я крутил в руке клочок бумаги. Шесть цифр на обрывке листка в клеточку не давали покоя. Звонить не хотелось, но ведь завтра в школе обязательно спросят. В конце концов, просто поинтересуюсь, как Надя себя чувствует, и положу трубку. Больше не откладывая, я встал и направился к вахте.
- Баб Кать, я позвоню?
- Кому это ты названивать собираешься? - недовольно осведомилась старая вахтерша.
- Одноклассница заболела.
- Знаем мы ваших одноклассниц... Звони, только недолго.
Набрать номер получилось только с третьей попытки. В трубке послышались долгие гудки. Сердце бешено колотилось.
- Да, слушаю.
Я молчал, позабыв все слова.
- Алло?! - в женском голосе слышалось раздражение.
- Э...это Тимофей. Я из школы... я друг Нади.
- Что за друг?
- Мы учимся в одном классе.
- Друг из класса? - недоверчиво спросил голос. - Ну и что же тебе, друг из класса?
- Я хотел спросить, как там Надя?
- Надя в больнице.
Я чувствовал, что нужно спросить еще хоть о чем-нибудь.
- Я бы хотел ее навестить, если можно... - Нет, нет, нет! Откажи мне, пожалуйста...
- Можно, - ответила женщина после короткой паузы, - но боюсь, развлечь ее своим визитом ты не сможешь.
- Да, я знаю. И все же, я бы хотел приехать. - Боже, что я несу?
- Тимофей, так, кажется, тебя зовут? Я вспоминаю теперь, что Надя как-то говорила о тебе. Она навещала тебя, когда ты болел. Так?
- Да. Я тоже тогда не мог ни с кем разговаривать.
- Что ж, приходи завтра в первой половине дня.
Женщина дала адрес и повесила трубку. Я уставился на телефон, не веря, что сам решился на это.
И зачем я в это ввязался?..
...
Утром в столовой я попросил у поварихи яблоко. Не хотел идти к Наде с пустыми руками. Наверное, это глупо - нести яблоки лежащему в коме, но ничего другого я придумать не смог.
Добирался на трамвае. Субботним утром в вагонах было непривычно пусто. Давка и сутолока рабочих дней остались позади, и заиндевелые вагоны медленно тянулись по рельсам, надолго задумываясь на перекрестках, словно и у них сегодня был выходной, и можно просто прогуляться по заснеженному городу, захватив с собой пару попутчиков от скуки. Снег валил так густо, что за окнами ни зги не было видно. Наде наверняка понравилась бы такая погода.
- Областная Клиническая, на выход! - прокричала кондуктор.
Я спрыгнул с подножки и тут же увидел высокое здание больницы из белого кирпича. Пересек парковку, потоптался на крыльце, сбивая налипший снег с обуви. Я волновался, как перед контрольной, и каждое промедление только усиливало щемящую тоску в груди. В конце концов я взялся за ручки дверей. Пора покончить с этим.
В больнице уныло пахло хлоркой. Старушка гардеробщица приняла мои вещи, выдала огромный потрепанный халат, и я, не найдя лифта, поднялся по широкой лестнице на третий этаж. Подойдя к палате номер восемь, я заглянул в дверное окно. Там темноволосая женщина сидела на краю кровати. Она все поправляла что-то: то подушку, то одеяло. Вдруг меня тронули за плечо.
Передо мной стоял высокий широкоплечий мужчина со светлыми волосами и большими серыми глазами, прямо как у Нади. Он бережно держал в руках длинный прямоугольный предмет в оберточной бумаге. Предмет пару раз пытался выскользнуть из его рук, и мужчина каждый раз возвращал его на место.
- А ну-ка, помоги, - сказал он, указывая взглядом на дверь палаты.
Я открыл дверь. Мужчина втиснулся в проход, раскачиваясь и по-медвежьи переступая с ноги на ногу. Он был так напряжен, стараясь не уронить свою ношу, что я поспешил пропустить его вперед и шмыгнул в палату следом.
- Настя, - обратился он к женщине на кровати. Та обернулась. Она была очень миловидной, с тонкими и выразительными чертами лица. Ее карие глаза покраснели и слезились, черная прядь волос падала на висок.
- Вот, смотри, притащил! Не хотели пускать в отделение, представляешь? Сказал, что это в приемную главврача, - он прислонил сверток к стене и подпер для надежности стулом.
Подойдя к кровати, он тихо спросил:
- Ну как вы?
- Без изменений, - отозвалась женщина бесцветным голосом.
- Совсем никаких реакций?
- Никаких.
- Настя, хочешь, я разверну его прямо сейчас? - мужчина присел на корточки и взял женщину за руку. - Можем поставить его здесь, рядом с ней. Кто знает, может, вернется...
- Не сейчас, Стас. Позже. Кто это с тобой? - меня наконец заметили.
Неловко быть свидетелем чужих разговоров.
- Да вот, парнишка какой-то, - отозвался мужчина.
- Ты, наверное, Тимофей, - вспомнила женщина. - Друг из школы?
- Интересно, - мужчина поднялся и посмотрел на меня. - Значит, друг из школы?
- Э...да, Тим... ну, то есть друг. Здравствуйте.
Женщина встала, подошла ко мне, и с вымученной улыбкой сказала:
- Здравствуй, Тимофей. Очень мило, что ты решил навестить Надю. Хочешь подойти поближе?
- М... Можно, - сказал я неуверенно.
- Не бойся. Она просто спит, - женщина приобняла меня за плечи и подвела к кровати.
Надя совсем не выглядела больной. Она лежала с закрытыми глазами и действительно могла показаться спящей, если бы не капельница рядом с кроватью. Прозрачная жидкость медленно сочилась из пластикового мешочка и стекала по длинной трубке к ее руке. Надина мама поймала мой взгляд.
- Это просто питание. Надя сейчас не может кушать сама.
- Кстати о еде, Настя. Думаю, тебе пора пойти пообедать. А я подежурю здесь с Тимофеем вместо тебя.
- Хорошо. Можно тебя на пару слов?
Они вышли в коридор, оставив меня наедине с Надей. Я почувствовал себя очень неуютно. Как же она провела у моей постели целую неделю? А я даже ехать не хотел. Сволочь!
Я вытащил из кармана яблоко и положил его на тумбочку у изголовья. В школе я избегал смотреть на Надю, теперь можно не таиться.
Сейчас, лёжа на больничной койке, она выглядит даже лучше, чем я ее помню. В классе она была абсолютным воплощением неловкости и угловатости, всегда напряжена, словно внутри у нее сжалась пружина. Теперь же лицо спокойное и расслабленное, черты мягкие и нежные. Волосы разметаны по подушке. Я помню их неизменно собранными в жидкий неряшливый хвостик на затылке. На самом деле, они совсем не жидкие, просто очень тонкие, как нити шелка. А губы розовые, слегка прозрачные. Верхняя губа чуть больше нижней. Я вспомнил, как она, обращаясь к кому-то, часто поджимала и покусывала губы, и ее лицо становилось по-детски забавным. Но никто этого, кажется, не замечал.
В коридоре послышались приглушенные рыдания, и я вдруг осознал, что сжимаю Надину руку. Я тут же отпустил ее. Она безвольно скользнула и улеглась на белую простынь.
- Боже! Я во всем виновата, только я! Но почему она унаследовала это проклятье!
- Не переживай о том, чего нельзя изменить. Сегодня мы поставим в палате зеркало, может быть, она скоро вернется.
- Ну, как она вернется, Стас?! Ты подумай, она ведь даже не знает, что произошло! Надо было давно ей все рассказать. Я все ждала момента, вот и дождалась...