Темный день растаял в темной ночи. Захар потерял ощущение времени. Он понятия не имел, то ли мгновение растянулось в вечность, то ли дни, недели промелькнули как один миг.
Потом был момент, когда Захар поднял голову и красный свет обжег его глаза. Где-то настойчиво звонил колокол. От этого звука было больно ушам. Когда же он умолкнет, даст ему снова провалиться в сон? Но колокол звонил все громче, все назойливее.
Захар задвигался, злобно выругался. Раздирая смерзшиеся ресницы, поднял веки. Из-за снежной слепоты весь мир вокруг казался кроваво-красным. Вронский — расплывчатое красное пятно — по-прежнему висел на румпеле. Парус был спущен, красная полоса скользила по воде. Захар закрыл глаза, пьяный от неодолимого желания спать, спать.
Потом баркас заскрежетал, дрогнул и остановился. Загалдели, задребезжали голоса. Не открывая глаз, не разжимая губ, Захар кричал в себе: «Заткнитесь! Не мешайте мне спать!»
Кто-то бил его по лицу. Он застонал. Новые пощечины заставили его открыть глаза. Огненная жидкость опалила его растрескавшиеся губы. Он захлебнулся, сделал глоток. Вокруг него в лодке стонали, мычали люди, которых приводили в сознание пощечинами. Некоторые плакали навзрыд, как новорожденные, когда их шлепками возвращают к жизни.
Их доставили в длинное, низкое здание, похожее на барак. Захара уложили в постель, наспех приготовленную на полу. Кто-то промыл ему глаза, накормил с ложки горячим супом. Захар забылся тяжелым сном.
Он пришел в себя на следующий день, около полудня. Рядом стояла чашка с водой, лежала сухая одежда. Он осторожно промыл веки и обнаружил, что глаза видят намного лучше.
Оказывается, какая-то добрая душа не только раздела его и уложила в постель, но высушила его одежду. Помянув благодарным словом неизвестных благодетелей, Захар торопливо оделся, застегнул полушубок до подбородка. Давно он не знал такого ощущения сухости и тепла. И такого отчаянного голода. Захар облизнул губы и отправился на поиски еды.
Когда он вышел из дома, у него заслезились глаза от тусклого дневного света. Он различал окрестности как бы в тумане, но постепенно это прошло. Вот что увидел Захар, стоя на заснеженном склоне.
Могучий частокол из тяжелых бревен окружал маленький, плотно сбитый городок. Люди, закутанные в меха, спешили мимо по утоптанным тропинкам. Над городом господствовало внушительное двухэтажное здание, расположенное на вершине высокого холма. Под ним сгрудились дома со всевозможными пристройками; изо всех труб валил дым. Порт был защищен бастионом. Высокие крыши с крутыми скатами, восьмиугольные башни, церковь с луковицей купола — все это делало город похожим на маленькую крепость.
Дразнящий запах еды доносился из ближнего приземистого строения. Этот запах притягивал как магнит.
Мимо проходил рослый человек в меховой парке. Захар остановил его, назвался: я, мол, из тех, кто спасся с «Екатерины». Громкий, заливистый смех, раздавшийся в ответ, неприятно удивил Захара: что может быть смешного в кораблекрушении? Впоследствии, при более близком знакомстве с Ильей Мышкиным, Захар убедился, что смеется он часто и охотно, но его смех порой звучит как-то фальшиво, неискренне. Илья был партовщиком, под его началом находились алеуты — охотники на морского бобра.
Илья сказал Захару, что город этот называется Ново-Архангельск.
— Слава богу! — радостно вздохнул Захар.
Илья снова расхохотался и повел его к дому, из которого доносились соблазнительные запахи. Оказалось, что это столовая для холостых промышленников.
Дощатый стол со скамьями занимал всю длину узкого помещения. Люди за столом горбились над дымящимися мисками. С дальнего конца, из кухни, доносились запахи и звуки стряпни. Захар сглотнул голодную слюну.
Илья зашумел:
— Эй, вы, подвиньтесь! Дайте место старому морскому волку. Вот — Захар Петров с «Екатерины»!
Все головы повернулись как по команде. Кто-то сочувственно закряхтел, кто-то перекрестился. И все внимательно разглядывали Захара. Для него нашлось место на краю скамьи.
Илья уселся на табуретку во главе стола. Откинул капюшон парки (показались редкие русые волосы), черпаком налил Захару щей из дымящегося чугуна.
Захар жадно хлебал густые, наваристые щи. Он быстро опорожнил миску, блаженно вздохнул и утер лицо рукой.
Шлепая босыми, несмотря на холод, ногами, из кухни вышла рослая женщина. Она принесла деревянные миски с тушеной капустой и свининой и корзинки с толстыми ломтями ржаного хлеба. На ней был шерстяной платок и многочисленные юбки, какие носят обычно русские крестьянки. Но на этом сходство заканчивалось. Захар не мог отвести глаз от этой женщины. Вид у нее был величественный. Статная и сильная, с суровым, темным, красивым лицом и черными властными глазами. Она не робела перед мужчинами, скорее мужчины робели перед ней.