— В пять я сменяюсь. А вечером милости просим к нам. Наши ребята собираются нынче повеселиться. Приходи к казарме. Придешь?
Захар кивнул.
Ровно в пять он появился у казармы. Гальван был перед бараком с компанией солдат. Он познакомил Захара со всеми, потом подвел его к яме, в которой только что выгорел костер.
— Это вот земляная печь на манер тех, что у помо, — объяснил Гальван, — мясо в ней отменно жарится. Берем мы большие ломти мяса, завертываем в них лук, приправы, потом все это заворачиваем в несколько слоев мешковины. Свертки обматываем проволокой и зарываем их неглубоко в землю на дне ямы, а в яме разводим огонь. Скоро выгребем мясо, тогда сам увидишь, что это такое.
Когда свертки выгребли из-под угольев и развернули, у всех слюнки потекли при виде сочного, душистого, горячего мяса. Еще была картошка в мундире, свежая зелень, хлеб, масло и молоко. Захару наложили здоровенную порцию, и он уселся на траву рядом с Гальваном.
Поначалу они были слишком заняты едой, чтобы разговаривать. Зато потом они нежились в тепле у костра, сытые, довольные, и беседовали, словно старые друзья.
Гальван завербовался в армию совсем еще мальчишкой.
— Солдатская жизнь не сахар, никогда не знаешь, где тебя смерть подстережет. Зато и с голоду не помрешь, а вот в моих краях это бывает.
Захар глядел на него не без зависти. Он живо представлял себе Гальвана, как тот мчится, размахивая саблей, среди свиста ядер и пуль.
— А с Наполеоном ты воевал? — спросил он.
Сержант покачал головой.
— Чего не было, того не было. Кто на запад шел, а наш полк гнали все время на восток. Воевали другие, а мы в Сибири торчали. В Охотске я долго пробыл. А потом сюда перевезли.
— Но в каком-нибудь сражении ты ведь побывал, верно?
— Только в перестрелках. А в настоящем деле ни разу не довелось.
Захар был разочарован. «Зато, — думал он, — Гальван — прямая душа, такому можно верить. Другой на его месте наговорил бы с три короба про ратные подвиги».
— Так ты, стало быть, здесь хочешь остаться? — спросил Захар. — Я бы тоже за милую душу, вот только бы отец вернулся.
— Да, мне здесь нравится. Срок мой выходит будущей зимой. Думаю податься в матросы. Правителю вечно их недостает.
— Добро, — улыбнулся Захар. — А я на верфь попрошусь. Я буду строить корабли, ты будешь на них ходить. — Помолчав, он спросил — А Кусков тебе как?
— Строг, но справедлив. И умен, людей насквозь видит. Лентяям не потатчик, что верно, то верно. А уж если кто не ладит с помо или с ихними бабами путается — тогда и подавно спуску не жди. За это у нас уже нескольких пороли, прямо на площади. Однажды правитель даже сам за кнут взялся.
Захар вздрогнул.
— Отчего такая строгость?
— Правитель хочет, чтобы индейцы были довольны и не уходили от нас.
Пока они беседовали у костра, один из солдат настроил балалайку и, перебирая струны, запел: «Вот мчится тройка удалая», остальные подхватили песню. Подбросили в костер дров, уселись вокруг и долго пели под тихим вечерним небом. Вдруг балалаечник тряхнул головой, лихо ударил по струнам — и пошла пляска. Солдаты стали в круг, обняли друг друга за плечи, легко и быстро пошли перебирать ногами. Потом все хлопали в ладоши, а кто-нибудь плясал в кругу один.
Гальван сплясал «казачок» вприсядку, со скрещенными на груди руками, лихо выбрасывая вперед ноги. Он и в пляске был аккуратный, ловкий и сдержанный. Он вышел из круга, улыбаясь, но лицо его было красным от напряжения.
При свете луны они перешли к играм, где каждый норовил блеснуть силой, ловкостью, удалью. Расходиться начали, когда привычное время отхода ко сну давно уже миновало.
Гальван и Захар пошли через площадь.
— Давай прогуляемся, Петр, — сказал Захар, — я что-то разошелся, сна ни в одном глазу.
Они вышли в северные ворота. Склон холма купался в лунном свете, деревья на вершине стояли черные, загадочные.
Гальван кивнул на темный, тихий блокгауз:
— Часовой-то, видать, уснул. — Он неодобрительно щелкнул языком.
Мысль о женитьбе отца не выходила у Захара из головы, и теперь, когда они неторопливо поднимались по склону, он снова завел речь об этом.
— Кусков говорил, что отец женился и по нашему, и по индейскому обряду.
— Да, — кивнул Гальван, — это здесь принято. Я видел свадьбу твоего отца.
— Когда это было?
— С год назад. Мы только-только прибыли сюда.
— Что это такое — индейская свадьба, на что она похожа? Смешно, наверное?
Гальван не видел в этом ничего смешного.
— Конечно, для нашего брата кое-что выглядит диковинкой, но у индейцев, говорят, все имеет свой смысл. На свадьбах у помо много играют в прятки. Сперва жених прячется у себя в доме. Потом жених и невеста прячутся где-нибудь, и все их ищут. Когда их найдут, начинается сам обряд по ихнему чину. Тойон и шаман благословляют молодых.