Тайин отвечал слабым, хриплым шепотом:
— Он приходил. Ты знаешь маленький крест, он носит на веревке? Он его поднял и говорит: «Целуй крест, принесу лекарство».
Тайин закашлялся, но это был мокрый, булькающий кашель, а не сухой лай, как прежде.
— А ты не стал, так ведь? — Захар был возмущен.
Усталые желтые глаза глянули на него.
— Почему не стал? — хрипло сказал Тайин. — Что мне его крест? Две палочки, связанные. Его бог — не мой бог. Пусть дает лекарство, я целую, что хочет. Сапог даст — сапог поцелую.
— Ну, и ты поцеловал крест?
— Не сразу. — Тайин устало откинул голову. — Я говорю: «Ты неси лекарство, я целую крест». Он говорит: «Целуй, я принесу». И опять сначала. Тогда он несет, я целую. — Он закрыл глаза. Слабый след улыбки мелькнул на мертвенно-бледном лице. — Он будет спасать мне душу. — И Тайин заснул.
Через пару деньков Тайин уже был в состоянии подняться и пройтись по двору, после чего здоровье и сила начали возвращаться к нему с поразительной быстротой. Вскоре он стал таким же, как прежде; худой, правда, но такой же жилистый и выносливый. Он не стал благодарить за заботу, да Захар и не ждал этого. Здравомыслящий алеут явно считал естественным, что в беде люди помогают друг другу.
Однажды Захар спросил Тайина, о чем еще падре говорил ему, когда посещал его во время болезни. Алеут сказал:
— Падре говорит: «Будь добрый христианин». Говорит:
«Крестись слева направо, а не так, как русские вас учат — справа налево. У русских неправильная вера». Я тебе скажу, господин Петров, это все большая глупость. Мне все равно: лево-право, криво-прямо. Но падре, он говорит: «Будь добрый христианин. Хорошую индейскую девушку бери. Женись, живи. Все равно отсюда не уйдешь».
— Тебе нельзя, Тайин. У тебя ведь жена дома, на Кадьяке. Грех жениться еще раз.
Алеут задумался.
— Жена думает, я мертвый уже. Попадем на небо, хорошо будем жить, все три вместе.
— Ни за что тебе не попасть на небо с таким грехом на душе, — возразил Захар.
Тайин ухмыльнулся:
— Шутка, господин Петров. Шутка с падре. Однажды пойду домой, на Кадьяк. Зря ушел оттуда.
У Захара заколотилось сердце.
— А как? — возбужденно спросил он. — Как ты уйдешь? Ты уже придумал?
Тайин пожал плечами:
— Смотреть будем.
Падре обхаживал не только алеутов, но и «эль руссо Петрова». Время от времени он отводил Захара в сторону, убеждал его, уговаривал, осторожно, обиняком намекал на наказание, которое ждет его, если он откажется перейти в лоно испанской католической церкви. Захар хитрил, наотрез не отказывался, но в душе твердо решил не поддаваться хитрому толстопузому падре. Как только священник затевал с ним душеспасительную беседу, Захар начинал жаловаться на несправедливость, на незаконность пленения его и алеутов. Он упорно заводил об этом разговор при каждой встрече. И вскоре, к великому его облегчению, падре отстал от него.
Когда пошел первый легкий осенний дождь, Захар с наслаждением подставил лицо его холодным струйкам. Он готов был поклясться, что слышит, как причмокивает пересохшая земля, впитывая влагу.
Однажды утром Захар очнулся с тупой болью в затылке. Он явственно ощущал, что спутан по рукам и ногам. Первой его мыслью было, что ему снится кошмарный сон. Захар заметался на соломенной подстилке и проснулся окончательно.
Ох нет, это не сон. Его руки скручены за спиной, ноги связаны в щиколотках. Голова раскалывается от боли. На затылке он чувствовал шишку величиной с яйцо.
Захар осторожно перевалился на бок и попытался собраться с мыслями. В бараке стояла неестественная тишина. Тишина и ощущение пустоты — вместо привычных звуков и шорохов от присутствия множества спящих людей. И воздух, которым дышал Захар, был непривычно свеж. Он вытянул шею и увидал серый прямоугольник предутреннего света в проеме двери. Дверь была распахнута настежь. Неловко повернув голову, Захар закряхтел от боли.
— Господин Петров? — зашелестел тихий голос Тайина.
— Что случилось? — тоже шепотом отозвался Захар. — Меня огрели по голове и связали.
— Меня тоже. Странно дело. Очень странно. Все ушли. Только мы остались.
— Ушли? Ты думаешь, все сбежали? — Захару не верилось: «Неужто взбунтовались? Вот так овцы!»
— Может быть. — Тайин с шумом выдохнул воздух: — Х-ха! Однако сбежали на волю, дьяволы!
Как только рассвело, залились испуганным звоном церковные колокола. Во дворе раздались крики. Мимо барака с топотом забегали люди.
Захар и Тайин прислушивались, пытаясь истолковать долетавшие до них звуки. Солдаты седлали коней и выезжали со двора. Потом надолго воцарилась тишина.