Один из заводиков был чисто женским. Создали его во время войны, с большим трудом укомплектовали кадрами — специальные уполномоченные объезжали подмосковные школы и вербовали девушек, окончивших в 1943 году десятилетку. Так образовалось предприятие — молодежное и женское.
Потом оказалось, что это еще и вредное производство. Вопрос разбирали серьезно и порешили: повысить молодым женщинам зарплату, ежедневно выдавать молоко, сократить рабочий день; ввели диспансеризацию — принудительный профилактический медицинский контроль, увеличили продолжительность отпуска (во время отпуска — бесплатное санаторное лечение). В результате никто не ушел и никто не пришел вновь работать на это предприятие.
Быстро наступил срок выхода всех на пенсию, и оказалось, что никто из молодежи не хочет здесь работать: слишком запущено производство — устаревшая технология, низкая культура труда. Стали копаться в причинах. Причин оказалось две.
Первая: не было заявлений об увольнении. А ведь каждое заявление — сигнал: все ли у нас обстоит благополучно, почему человек уходит, хорошо это или плохо, почему где-то ему предлагают лучше, а мы предложить не можем (или не хотим)?
Коллектив — это живой организм. Когда-то он рождается, когда-то достигает расцвета, когда-то должен умереть. Кстати, бессмертных коллективов не бывает, но разные категории коллективов имеют разные сроки жизни. Когда же коллектив переживает пору своего возрастного расцвета, его жизнеспособность обеспечивается обновлением кадров. Не очень сильным, ибо тогда все работники чувствуют себя временными, нет никаких авторитетов и никаких традиций. И не очень слабым, ибо тогда авторитеты превращаются в идолов, традиции закосневают, и средний возраст членов коллектива угрожающе растет.
Вторая причина — в подавляющем большинстве коллективов складывается более или менее «демократичная» обстановка: нельзя прямо сказать директору, что ты о нем думаешь, но можно это довести до его сведения косвенно. Здесь же действовал принцип: «Что тебе, государство зря деньги платит и такие льготы дает?» И любой непорядок, потери времени и материалов воспринимались как само собой разумеющееся. Как же дошли до такой жизни?
Да потому что в министерстве была естественная текучесть кадров и никто не замечал, что производство со слишком слабой текучестью деградирует. Потом в министерстве мрачно шутили: «Эх, тряхануло бы Москву землетрясение и разрушилось здание завода, мы бы бульдозером площадку расчистили, новые фонды получили, новое здание построили, новое производство наладили. А вот модернизировать старое: не знаешь, с какой стороны подойти».
К счастью, стали создавать объединения, и женский заводик объединили.
Когда производство объединяют с наукой, производство становится опытным. Рабочие учатся смотреть на цех как на гигантскую лабораторию и думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем плане. Техники учатся работать вместе с лаборантами, а инженеры начинают ревниво относиться к научным работникам. Эта ревность приводит к сотрудничеству: вместе с научными работниками инженеры ставят эксперименты, пишут научные статьи, получают авторские свидетельства, читают лекции в вузах и институтах повышения квалификации.
Не сразу руководители объединения постигли истину, что ни один исследователь не тратит па исследовательскую работу 100 процентов своего рабочего времени, но для стопроцентной эффективности нужно, чтобы он решал не одну, а несколько научных проблем, ездил на другие предприятия, участвовал в конференциях и преподавал.
Что касается чистых исследователей, то они оказываются далеко не «чистыми». Условно их можно разделить на три группы: разработчиков, экспериментаторов и теоретиков.
Разработчики тоже экспериментаторы, но одновременно и технологи, и непосредственно от них зависит, будет ли хорошо работать заводское оборудование и выпускаться качественная продукция. Признание их значительности: запатентованные стайки, приборы и способы производства. Они работают с уникальными материалами, могут тратить большие деньги, по находятся под сильным контролем плана и министерских комиссий.
Экспериментаторы тоже разработчики, но в основном способов и методов, а не приборов. Они чуть больше ученые и любят ограждаться от разработчиков терминами: «разработки» и «исследования». Они не только патентуют, но и публикуют статьи, обладая тем счастливым преимуществом, что в отличие от теоретиков могут что-то показать, но так же, как теоретики, не любят вмешательства в свои дела. Поэтому контроль над ними проблематичен и ограничивается требованием туманных отчетов о конкретных методах.