Переночевать договорились у Тристана, а завтра с утра пораньше тронуться в путь. Собственно, Тристан договорился сам с собой, потому что мне эта бредовая затея с оздоровительным путешествием была вообще по фигу.
Тристан жил в навороченном кондоминиуме в Старом Монреале; он купил квартиру за наличные после того, как несколько раз подряд с умом вложил деньги или ему просто повезло. Увидев, как исказилось его лицо, когда он прямо с порога кинулся смотреть котировки в Интернете, я подумал, что, видимо, только это у него и осталось — квартира в крутом кондоминиуме. В принципе не такой уж плохой заработок за неполный год. Работая барменом в двух шагах от Биржи, он под шумок изучил всю ее кухню, прислушиваясь к разговорам брокеров, кое-что потихоньку записывая, а порой и выспрашивая — на голубом глазу, самым невинным тоном, типа приятно поговорить с умным человеком. Поверив в свои силы, он уволился из бара; с тех пор дела его разладились. Каждый считает себя самым умным.
— Эй, Джек! «Когникейс» — продавать?
— Чего?
— Скажи просто — да или нет, один хрен.
— Продавай.
Он кликнул мышью.
— Продано.
— А что это за компания?
— Компьютерное обеспечение или что-то в этом роде. Какая разница, главное, что я купил на десять тысяч по сорок шесть, а продаю по двадцать…
— Круто.
Мы еще довольно долго распоряжались так и этак его портфелем акций. Что-то есть в этом комичное и не вполне реальное. Главное — не слишком задумываться, не то начинаешь видеть связь там, где ее нет, и чувствовать себя ответственным за засуху в Судане, например, или за бордели Бангкока. Мы просадили порядка пятидесяти тысяч виртуальных долларов — я уж и подсчитывать перестал, сколько продали в убыток — и легли спать.
Разбудил меня приглушенный гомон улицы. Без снотворного голова была не такой тяжелой. Тристан уже встал и успел собрать увесистую дорожную сумку.
— Пошли завтракать, Джек, я тебя приглашаю. «Когникейс» упал до четырнадцати, так что тыщонку-другую ты мне сберег!
— Класс! Уж если ты решил видеть во всем хорошую сторону — это нечто, ей-богу…
— Надо же когда-нибудь начинать…
— Чушь.
Мы вышли. В небе сверкало солнце, новенькое, блестящее, нержавеющее. Забросив сумку в «Бьюик», мы пошли по улице Сен-Поль к симпатичной итальянской забегаловке, где варили эспрессо не хуже, чем в Неаполе. Так авторитетно заявил Тристан — то, что он отродясь не бывал в Неаполе, нимало его не смущало. Мы сели у большого окна, выходившего на улицу. Пахло бензином.
— I love the smell of napalm in the morning[6], — не задумываясь произнес я с дурным техасским акцентом.
— Роберт Дювалл, «Apocalypse Now»[7]. Ну, Джек, это слишком просто.
Я и забыл нашу давнюю игру. Мы с ним могли так развлекаться часами, что выводило из себя Монику, презиравшую наши киновкусы.
Тристан заказал кофе и булочки. Я листал газету, и вдруг он толкнул меня под локоть. Я поднял глаза. Вид у него был ошарашенный.
— Сразу не оборачивайся, но ты только посмотри… Какая девушка за стойкой, это в девять-то утра… Да подожди же! Она смотрит сюда!.. Подожди… О’кей, теперь можно…
Я чуть повернул голову.
— Гм… В ней что-то есть.
Тристан выпучил глаза.
— А-а, — врубился я, — вот даже как?
Он кивнул. Я посмотрел еще раз. Не сказать, чтобы в моем вкусе. Года двадцать два-двадцать три, темноволосая, по-средиземноморски смуглая, вид неприступный. Я встретил взгляд ее черных глаз и кое-что понял: это было похоже на легкий удар током. Бывают такие глаза: они заглядывают в самое нутро, вдруг, без предупреждения, в упор, ясным, нефильтрованным взглядом, под ним чувствуешь себя обнаженным, хотя, если вдуматься, эта волнующая нагота — вовсе не твоя. Это просто так говорится «раздевать взглядом», а ведь на самом деле, по-моему, все наоборот. Дольше секунды я выдержать не смог.
— Да-а, понятно.
Я снова уткнулся в газету, предоставив Тристана его смятению, надо полагать, приятному. Через какое-то время меня отвлекли громкие голоса, доносившиеся из-за стойки. Девушка — та самая — скандалила с коренастым толстяком, у которого на физиономии крупными буквами было написано «хозяин». Вскоре почти все посетители — и мы в том числе — наблюдали за ссорой, набиравшей обороты: ох, уж эта южная жестикуляция! Наконец девушка рванула тесемки передника и швырнула его хозяину в лицо, добавив что-то крайне нелестное по-испански. Когда она выдернула из-под стойки свою сумочку, толстяк попытался было ее удержать, цепко схватив за локоть. Зря. Она остановилась и буквально испепелила его взглядом — я-то видел, какие у нее глаза, так что даже пожалел бедолагу. Он тотчас отпустил ее руку, и знойная дочь Испании покинула кафе, выплевывая сквозь зубы свистящие ругательства.