Лакей повиновался.
Он пошел, вернулся через некоторое время и сказал:
— Пожалуйте. Просят.
"То-то же!" — мелькнуло у Варгина.
Художника провели в знакомую ему уже гостиную Трофимова.
Степан Гаврилович встретил его с приветливой улыбкой и, сделав навстречу ему несколько шагов, протянул руку.
— Я к вам по очень серьезному делу, — заговорил Варгин, как бы не замечая протянутой ему руки.
— Что такое? — просто и по-прежнему приветливо спросил Трофимов.
— Дело в том, что по вашей рекомендации отправился третьего дня в Митаву мой приятель, доктор Герье.
Степан Гаврилович кивнул головой.
— Я знаю это.
— Он поехал, чтобы приготовить все в Митаве для дочери господина Авакумова и потом остаться с нею.
— И это мне известно.
— Сама же дочь господина Авакумова должна была уехать вчера. И я сам видел карету, в которой она якобы уехала.
— Вы не ошиблись, дочь господина Авакумова действительно уехала вчера в Митаву.
— Вы лжете! — воскликнул Варгин. — Она не уехала, потому что я и молодой Силин сейчас видели ее вместе с вами в санках на катанье вокруг балаганов и видели, как она подъехала с вами сюда и вошла в ваш дом…
— Кто это — Силин? — спросил Степан Гаврилович.
— Тот молодой человек, которого Авакумов завлек к себе и запер в подвал.
Трофимов улыбнулся.
— А!
— Но о нем речь еще впереди, — продолжал Варгин, — я пришел, чтоб спросить у вас, что сделали вы и господин Авакумов с моим приятелем… Где он теперь?
— Вероятно, на дороге в Митаву, а может быть, если доктор Герье исполнил данное ему приказание, то есть ехал день и ночь, то уже и в самой Митаве…
— Это неправда! Дочь Авакумова здесь, и доктор Герье не может встретить ее в Митаве… Все это не более как ловушка и выдумка…
Трофимов сделал еще шаг вперед.
— Я никогда не лгу и не говорю неправды, — внушительно произнес он. — Дочь господина Авакумова вчера уехала в Митаву.
— Но как же мы видели ее?.. — начал было Варгин и не договорил.
Степан Гаврилович протянул к нему обе руки и вдруг вспыхнувшим взглядом глянул прямо в глаза художнику.
У Варгина словно туманом заволокло все, голова закружилась, руки и ноги ослабели, он невольно отступил, опустился на софу и, склонившись, упал на ее подушки…
— Спи! — властным голосом приказал Трофимов.
И Варгин послушно заснул тихим и спокойным сном.
Ни в этот день, как обещал художник, расставаясь с молодым Силиным, ни в последующий он не приехал к Силину, и тот напрасно прождал его, сидя у себя дома.
XXXVII
Доктор Герье благополучно добрался до Митавы.
Ехал он день и ночь на перекладных почтовых лошадях и с непривычки к такому способу передвижения чувствовал себя лишь очень усталым и измученным, но вполне в добром здоровье. На его счастье, санный путь стоял все время, и это значительно облегчило переезд.
В Митаве Герье остановился на заезжем дворе, хорошо выспался и на другой день после приезда был вполне бодр и свеж.
Настроение его было самое радужное, и, благодаря этому радужному настроению, все казалось хорошо.
Правда, Герье посчастливилось во всех делах.
Квартиру нашел он сразу, в первый же день, и она оказалась именно такою, какую нужно было, вполне омеблированною и благоустроенною.
Для него самого нашлась отдельная комната, было помещение и для прислуги, так что лучшего и желать не приходилось.
Герье сейчас же переехал с заезжего двора на квартиру, нанял немку в услужение и при ее помощи вычислил, вымыл и вытер все в комнатах так, что все блестело и лоснилось, как зеркало.
В назначенный день, то есть ровно через неделю после своего выезда из Петербурга, Герье был на заставе, чтобы встретить ту, которую ждал.
Доктор ждал дня ее приезда, разумеется, с нетерпением, считал часы и минуты и хотел, чтобы эти часы и минуты ожидания прошли как можно скорее.
Но они тянулись несказанно долго, и время казалось вечностью.
Наконец, наступил желанный день.
Доктор Герье с самого утра явился на заставу и расположился у самого шлагбаума, против гауптвахты, в маленьком дорожном трактирчике, нарочно устроенном здесь для лиц, которые приезжали встречать дорожных.
На гауптвахте Герье назвал себя и просил, чтобы ему дали знать в случае, если подъедет карета из Петербурга и его спросят.
Сделал он это из предосторожности, хотя не сомневался, что и сам узнает карету с гербом князей Тригоровых и, главное, ту, которая будет сидеть в этой карете.
В трактирчике Герье сел у окна, так что ему была видна дорога.
Доктор спросил себе кружку пива, чтобы не сидеть перед пустым столиком, но не прикоснулся к ней и, повернувшись к окну, не спускал глаз с дороги.
Сердце у него билось, и веселое, радостное чувство охватило его.
Ожидание было томительно, но вместе с тем необычайно радостно. Вот-вот сейчас покажется карета, и он увидит ее с тем, чтобы отвезти на приготовленную квартиру, остаться возле нее и не расставаться с ней.
По дороге тянулись обозы, шлагбаум у заставы поднимался и опускался, пропуская их, проехали несколько берлин, большие сани, но кареты не было видно.
Доктор Герье, однако, не беспокоился, почему-то внутренне угадывая и твердо зная, что наступит минута, когда он увидит ожидаемую им карету.
И эта минута наступила. На дороге показалась четверка в ряд бежавших рысью лошадей, а за ними качался кузов огромной, тяжелой кареты.
Шлагбаум поднялся, карета нырнула под него, и кучер сразу осадил всех четырех лошадей у гауптвахты.
Не было сомнения, что это — она. Герье издали узнал большой герб на дверцах.
Он как сумасшедший соскочил со своего места, выбежал из трактирчика, на ходу надевая плащ, и кинулся к дверцам кареты.
Навстречу ему бежал вестовой, говоря, что его спрашивают.
Доктор Герье подошел к окну кареты, заглянул в него и увидел… но не ту, которую ждал, а ту, о которой и не думал в настоящую минуту и никак уж не мог ожидать, что встретит именно ее.
В карете сидела госпожа Драйпегова и томно улыбалась ему из-под нежно-розового, обшитого кружевами капора, могшего быть к лицу разве только очень молоденькой девушке и потому еще более старившего госпожу Драйпегову.
— Доктор, вы тут? Вы меня ждете? — с придыханиями искусственного волнения заговорила она и выставила из кареты руку с очевидным расчетом, что молодой доктор припадет к ней губами.
Но Герье, пораженный, уничтоженный, стоял с разинутым ртом и глядел, как будто не был в состоянии сразу уразуметь то, что случилось.
Ему было и больно, что ожидания, доставившие ему столько радостных минут, не оправдались, и смешно, что они не оправдались, благодаря тому несуразному случаю, что молодую девушку заменила госпожа Драйпегова.
"Ах! Чтоб тебя…" — мысленно повторял он, недоумевая, откуда она взялась и чем объяснить ее появление.
— Вы поражены? Вы ошеломлены? — стала спрашивать Драйпегова, пряча руку, которой не заметил доктор.
— А где же дочь господина Авакумова? — вырвалось у него наконец.
— Что за вопрос? — удивилась Драйпегова. — Я — дочь господина Авакумова… Разве вы не знали этого? Моя фамилия по покойному мужу Драйпегова, а рожденная я — Авакумова.
— И вы — единственная его дочь?..
— Единственная! — вздохнула Драйпегова, как будто в этом обстоятельстве было что-то мечтательно-грустное. — Квартиру вы приготовили? — проговорила она тоном хозяйки, которой доктор обязан был повиноваться.
— Приготовил! — отвечал Герье.
— Ну, тогда везите меня скорее домой, мне надоело сидеть в этой карете, — сказала Драйпегова и пригласила доктора к себе в экипаж, сказав, что довезет его.