— Вы знаете это? Вам известно? — с изумлением спросил доктор.
— Я вам говорю, что за вас бодрствовали и на самом деле не допустили совершиться злому делу. Порошок, который вы всыпали старухе и остаток которого только что смешали с водой, чтобы отравиться им, не был ядом и совершенно безвреден! Яд, хранившийся в вашей аптечке, был заменен безвредным порошком потихоньку от вас, еще тогда, когда старик Авакумов желал соблазнить вас деньгами, чтобы приобрести от вас отраву. Это было сделано на тот случай, если бы вы соблазнились и решились продать ему яд.
— Так, значит, Августа Карловна жива? — обрадовался доктор.
— Жива и здорова.
— А ее внезапный сон?
— Был притворный, потому что ей было указано, как она должна была поступать.
Герье мог только выговорить одно, но зато от всей души:
— Слава Богу!
LXXXIV
Силины, отец с сыном, приехали к себе в деревню после долгого пути. Они должны были задержаться в Москве, потому что весна стала ранняя, дороги испортились и реки разлились, так что не было переправы. Только в конце весны, почти к самому лету, добрались они до своего имения и очутились снова на вольном воздухе, в родной деревне.
Старик Силин ожил, принялся с усиленным рвением хозяйничать, а молодой стал тосковать по Петербургу, откуда сгоряча уехал.
Он с самого утра уходил в поле или лес и бродил без цели, часто также приказывал оседлать себе лошадь, вскакивал на нее и уезжал, пропадая на целый день.
Здесь был не Петербург, и отец не беспокоился за Александра, предоставляя ему делать, что он хочет.
Места были знакомые, свои, и Силиных знали по всей губернии.
Одно смущало старика, что не проходила задумчивость Александра, он был скучен на вид, как и в Петербурге, и ничто, казалось, не интересовало и не было мило ему.
На работы, в помощь отцу, он не хотел ездить и вообще не хотел ничем заняться.
Раз как-то Александр приехал вдруг радостный и сияющий, улыбался весь вечер и за ужином спросил вдруг отца:
— А что, батюшка, вы не думаете познакомиться с новым нашим соседом?
— С кем это? — спросил старик Силин, накладывая себе в тарелку простоквашу. — С этим, как его, Елчаниновым?
Во время их отсутствия в соседнее с ним большое имение с превосходным барским домом, принадлежащее прежде князю Верхотурову, приехал из Орловской губернии, где тоже у него было имение, новый помещик, Елчанинов, женатый на узаконенной дочери князя Верхотурова и получивший за ней в приданое все огромное состояние князя.
— Да, с ним! — радостно подтвердил Александр.
— Что ж? Я познакомиться рад! — сказал старик Силин. — Но только первый к нему не поеду; он моложе меня, а то, что он по жене богаче, так это мне все равно! У меня и своего богатства довольно. Хочет быть знакомым, так пусть пожалует ко мне.
— А вы мне позволите съездить к нему? — просительно вымолвил молодой Силин.
— Это зачем?
Александр замялся и не знал, как ответить.
— Да так… — произнес он улыбаясь. — Мне хочется!
— Что так вдруг? По-моему, и тебе ехать не след, а то подумают, что мы заискиваем.
Молодой Силин не возражал, потому что знал, что с отцом, в особенности в деревне, всякие возражения и споры были совершенно напрасны. Но на другой день он с самого утра велел оседлать себе лошадь и ускакал.
Он направился в сторону елчаниновской усадьбы, которая отстояла от их дома в сравнительно недалеком расстоянии. Подскакав к усадьбе со стороны парка, Александр задержал лошадь и стал ездить вдоль подстриженной изгороди великолепно расчищенного, богатого английского парка.
Дело было в том, что вчера, проезжая тут случайно, он заметил на дорожке парка красивую молодую женщину и рядом с нею девушку, которую сейчас же признал.
Это была та самая девушка, которая в Петербурге спасла его из подвала таинственного дома на Фонтанке.
Он не ошибся, увидев ее; это была, несомненно, она, из тысячи Александр узнал бы ее… Потому-то он так и радовался накануне, и заговорил с отцом о знакомстве с соседом.
С час времени ездил молодой Силин вдоль изгороди, всматриваясь в прилегавшие к ней дорожки парка. Вдруг он заметил, что прямо на него, с поля, едет всадник, молодцеватый и блестящий вид которого сразу дал возможность догадаться молодому Силину, что это должен быть не кто иной, как сам новый помещик Елчанинов.
Силин приподнял шляпу, поклонился всаднику, тот вежливо ответил на поклон, и они разговорились.
Елчанинов, узнав, что перед ним сын его соседа, сказал, что очень рад, что они вернулись наконец и что он давно хотел проехать к его отцу, чтобы познакомиться.
— Так поедемте сейчас! — радостно предложил Силин. — До нас тут рукой подать, а отец будет страшно рад.
— А в самом деле, поедемте, — согласился Елчанинов, и они поехали.
Таким образом состоялось знакомство.
На другой день Александр потащил отца к Елчанинову, а потом стал бывать у них каждый день.
Молодую девушку звали у Елчаниновых графиней.
Александр узнал, что она была родом француженка, по-русски она говорила с большим затруднением, но самые ошибки ее были очень милы и сообщали ее разговору особенную прелесть.
Когда она увидела в первый раз молодого Силина, она сделала чуть заметное движение, выдавшее, что она узнала его, но сказать это она почему-то не сочла нужным, и Силин не осмелился напомнить ей об их встрече в Петербурге.
Потом графиня держалась с ним как ни в чем не бывало. Они катались всем обществом, ездили на рыбную ловлю, но никогда молодая графиня не оставалась с Александром наедине, а заговорить с ней о Петербурге при всех у него не хватало духу. Однако она была очень мила с ним, называла его "русский медвежонок", всегда с одинаковым трудом произнося это слово.
Елчаниновы оказались премилые люди. Молодой Силин привязался к ним и самоотверженно возился с их детьми, которых у них было двое — оба мальчика.
У Елчаниновых жил еще двоюродный брат самой Елчаниновой, маркиз де Трамвиль.
По его фамилии Силин решил, что у Елчаниновой родственники — французы и что графиня тоже должна быть родственница ей.
LXXXV
Был тихий теплый вечер… Полный диск луны стоял над заснувшим парком, тишина в воздухе была такая, что был слышен полет ночной бабочки.
Молодой Силин сидел на балконе с маркизом Трамвилем и играл в шахматы. Елчанинов был у себя в кабинете; ему только что привезли почту, и он разбирал ее. Жена его пошла наверх к детям, чтобы укладывать их. Графиня, вероятно, сидела у себя, что делала она очень часто.
Силин, проиграв маркизу две партии, чем тот остался очень доволен, стал было расставлять фигуры для третьей, но маркиз поднялся и сказал, что он пройдет к Елчанинову, чтобы спросить, что есть интересного в сегодняшней почте.
Силин его не удерживал, спустился с балкона в парк и пошел по первой попавшейся дорожке.
Он шел и слышал, как хрустит под его ногами песок, и сейчас же также услышал, что впереди можно было различить легкий шелест платья.
Навстречу ему шла графиня. Обыкновенно серьезное и даже строгое лицо ее улыбалось, глаза блестели при свете ясного месяца.
— Какой хороший вечер! — сказала она.
— Ах, какой хороший! — подхватил Силин, чувствуя, как забилось его сердце.
Она повернула и пошла с ним рядом. Они сделали несколько шагов молча.
— Можно мне у вас спросить одну вещь? — с трудом проговорил Силин, сам не зная, как и откуда берется у него храбрость.
Графиня ничего не ответила и продолжала идти. Но для Силина и не надо было ответа, он почувствовал, что спросить можно.
— Помните ли вы меня в Петербурге? — чуть слышно прошептал Силин, хотя ему показалось, что он все-таки говорит громче, чем это было нужно.