Так в Бьёрке родился документ, нелепее которого трудно было себе представить. Он был составлен по всем правилам и вполне мог иметь юридическую силу, но по своему содержанию он вступал в полное противоречие со всей европейской политикой.
В Париже и Лондоне взвыли.
И главное, все отлично понимали, что такой договор — полнейший нонсенс. Ну куда было деваться России, которая вся в долгу как в шелку перед французскими и английскими банками. Ведь не Германия же заплатит за нее ее чудовищные долги! Данными взаймы миллиардами, без которых невозможно задушить у себя внутри революцию, Россия была связана по рукам и ногам. Деваться из долговой петли некуда! Гадали, собственно, об одном: как все-таки русский царь выпутается из нелепого положения?
Говорили, что выход нашел тогдашний премьер Витте. Будто бы именно он уговорил царя написать Вильгельму II, что существует одно условие, при котором договор может окончательно войти в силу: на него должна дать согласие Франция. Конечно же, кайзер сразу понял, что это только увертка, более или менее приличный повод отказаться от уже подписанного соглашения. Не дураки же в Париже, чтобы дать согласие на такой документ! Он осыпал державного родственника письменными упреками, но тот, находясь вдалеке от настойчивого Вилли, на этот раз проявил необходимую твердость.
И вот теперь, семь лет спустя, августейшие родственники встречались вновь. Министерство двора объявило заранее, что нынешняя встреча монархов будет носить неофициальный характер, а газеты, выражающие интересы финансового и промышленного капитала, поспешили заверить читателей, что эта встреча не приведет к перетасовке сложившихся соглашений и союзов. Определеннее всего выразились по этому поводу «Биржевые ведомости»:
«Субъективный момент сердечной и гостеприимной встречи в Балтийском порте имеет своим дополнением объективный момент, который ставит знаменательное свидание в его законные пределы и границы».
О пределах и границах писалось, разумеется, с подтекстом. Несмотря на все заверения об интимном, чуть ли не семейном характере встречи двух монархов, дипломаты из стран Антанты смотрели на нее не то чтобы косо, но, во всяком случае, настороженно. Было в этом свидании нечто двойственное, не вяжущееся с официальной политикой…
Может быть, встреча и в самом деле семейная, но для чего тогда потащил с собою кайзер своего канцлера Бетман-Гольвега и призвал в Балтийский порт из Петербурга германского посла графа Пурталеса, военного агента[5] Эйглина и морского агента[6] барона Кайзерлинга? И не для семейных же развлечений русский царь приказал прибыть в Балтийский порт председателю совета министров Коковцеву, министру иностранных дел Сазонову и морскому министру Григоровичу?
Словом, поводов для всякого рода догадок и предположений было немало. Однако среди всякого рода версий не было ни одной, которая хотя бы косвенно намекала на возможность смертельного исхода встречи, причем для обоих монархов сразу. Да и кому из немецких или русских сановников, дипломатов или журналистов могло прийти в голову, что трое матросов линейного корабля «Император Павел I» поклялись друг другу, что пойдут на смерть, но убьют царя, а если будет с ним рядом кайзер, то и его тоже… Но они действительно поклялись в этом, и в их карманах лежали браунинги, поставленные на боевой взвод.
Накануне днем, расспросив матросов, которые видели, каким путем прошли по кораблю жандармские офицеры, Королев справедливо решил, что именно по этим точкам корабля поведут высоких гостей. План был выработан с учетом этого маршрута.
Сам Королев должен был находиться возле носовой башни, Краухов станет на броневой палубе, а третий участник (как раз 21 июня была его вахта) будет в машинном отделении, которое тоже должны осматривать монархи. Кому-то из трех матросов должно повезти.
С утра 21 июня команде приказано было надеть парадную форму: матросам белые форменные рубахи и брюки, офицерам — черные сюртуки и белые брюки. После утренней молитвы почти весь личный состав собрался на верхней палубе. Матросы выглядели так, будто они сошли с нарядной пасхальной открытки, — острые складки отутюженных брюк, слепящая белизна форменных рубах и чехлов на фуражках, небесная синь воротников.