Едва бригада прибыла на место и корабли стали на рейде, и рядом — чистенький, умытый Гунгербург, просьбы об увольнении посыпались к Небольсину пачками. В другое время командир «Павла» побрюзжал бы по поводу чрезмерного количества просьб, но теперь после выказанной кораблю и экипажу монаршей милости Небольсин находился в самом прекрасном расположении духа и никому не отказывал. Повезло и многим нижним чинам, получившим увольнение на берег.
С послеобеденного времени между рейдом и дощатым причалом засновали юркие катера, увозившие на берег офицеров, гардемаринов и матросов. Сверкающее великолепие летнего белоснежного обмундирования, золотой блеск погон, кокард и пуговиц, сияние кортиков слепили глаза местных дам, оказавшихся как бы невзначай на берегу и прогуливавшихся у моря под изящными кружевными зонтиками.
На причале пути моряков расходились — офицеры и гардемарины шли по тенистым улицам к центру городка, а нижние чины круто сворачивали и уходили по кромке берега, стремясь обойти городок и попасть к лесу.
В лесу, вдали от начальственного глаза, матросу куда спокойнее. На полянах и опушках каждый находил себе занятия по вкусу. Многие успевали по пути заглянуть в притулившуюся на окраине городка лавку и теперь располагались под кустами с бутылками и нехитрой закуской, составляя маленькие, но довольно шумные компании. Среди прибывших на берег оказались и завзятые картежники, получившие наконец возможность всласть поиграть на деньги (на корабле игра в карты преследовалась самым решительным образом, и застигнутым во время игры матросам грозила отсидка на несколько месяцев в военно-исправительной тюрьме). Но больше всего среди уволенных на берег оказалось любителей послоняться по лесу, отдохнуть на тенистых полянках, побыть наедине с природой.
Возле лесной тропинки под могучим раскидистым дубом примостились на траве двое приятелей. Они скинули с себя форменные рубахи и тельняшки, аккуратно повесили их на ветви, поставили на пенек бутылки с пивом и принялись очищать вяленую воблу. Приятели, по-видимому, были людьми общительными, потому что заговаривали с каждым, кто проходил мимо по тропинке. Всем задавали один и тот же вопрос:
— Далеко ли бредешь, братец, не заблудишься ли?
Кто отшучивался, услышав этот вопрос, кто говорил, что дорогу знает, некоторые отвечали приятелям одними и теми же словами:
— Заблудиться тут трудно, а затеряться немудрено!
Получив этот маловразумительный ответ, дружки не удивлялись вовсе, а говорили негромко:
— За следующим кустом направо, а там через орешник — прямиком до полянки…
Тем, кто отвечал им иначе, они улыбались и желали счастливой прогулки.
Подпольная сходка на поляне подходила к концу. Последним выступал Ярускин. Говорил он, как всегда, спокойно и рассудительно, но Краухов, стоящий неподалеку, видел, как на виске у товарища дергается, пульсирует тонкая жилка. Ясно было: волнуется.
— Значит, подведем итоги, — сказал Ярускин, — выступаем послезавтра в ночь на одиннадцатое июля. Первыми начинаем мы на «Павле», за нами поднимаются остальные три корабля бригады. Начнем в два тридцать, когда господ офицеров самый сладкий предрассветный сон сморит. Сигнал для всех остальных кораблей — три револьверных выстрела с палубы. Ну что еще? Все вроде бы и обговорили?
— Вопрос еще напоследок будет! — пробасил кочегар с «Цесаревича». Сергей хорошо знал его по прежнему месту службы и понял, что вопрос будет непростой. И действительно, кочегар спросил:
— А правильно ли мы решили офицеров в живых оставлять? Может, пересмотрим это дело?
— Ну и вылез напоследок! — в сердцах сказал Ярускин. — Какого черта опять возвращаться к тому, что уже решено большинством? Постановили же: офицеров обезоруживать и запирать в каютах. Кончать только тех, кто стрелять попытается. С такими, действительно, не церемониться. И давайте так, товарищи, условимся — революционная дисциплина должна быть покрепче, чем служебная царская. Раз мы постановили — значит, баста! Никаких отклонений. Понятно?
— Понятно! — недовольно пробасил кочегар. — Это я так… Уже и спросить нельзя…
— По спросу и ответ! — засмеялся кто-то.
Из леса к пристани возвращались по одному, по двое. Сергей пошел вместе с Ярускиным. По дороге вспомнили о Косте Недведкине. Вот кто нужен был бы сейчас с его опытом, редким умением воздействовать на людей. Но с того памятного дня он словно в воду канул. Прошло уже две недели, а его исчезновение так и осталось загадкой.