…Они долго тискали друг друга в объятиях, не в силах вымолвить слова, не стыдясь своих слез. Когда первая радость встречи улеглась, стали наперебой расспрашивать друг друга, как довелось жить эти годы.
Артуру посчастливилось больше — он довольно быстро добрался до Ревеля, раздобыл через товарищей надежные документы и поступил на завод Вольта, где он и работает по сей день под фамилией Лыбу. Имя он сохранил прежнее. А вот Зимину пришлось помыкаться здорово. Из горящего Кронштадта он выбрался на лодке, собираясь доплыть до финского берега, но его перехватили пограничники и передали городовым. Казалось бы, не миновать военно-полевого суда, да помог невероятный случай — на окраине пограничного городишки Белоострова у проезжавшего извозчика чего-то испугалась и понесла лошадь, сшибла одного из конвоиров. Второго уложил кулаком Зимин, перемахнул через забор, потом еще через один, выбрался огородами к лесу и ушел в Сестрорецк, где жил его кум. Почти месяц прятался он на чердаке у кума, а потом через Петербург укатил в Архангельск, работал грузчиком в порту и только два года назад с «липовым» паспортом поступил на Балтийский завод.
Пока Михаил рассказывал, Артур разжег керосинку, подогрел чайник, нарезал хлеба и колбасы, поставил тарелку с куском масла и широким жестом пригласил к столу. Разливая по стаканам горячий чай, спросил друга:
— А к нам надолго ли?
— Да ведь не знаю толком, сколько нас на ремонте могут задержать. Но думаю, что на два-три дня. Главное мне — попасть на корабль. Но слава богу, завтра с утра должны на борту быть. Теперь уже все успею сделать…
Больше Зимин ничего не добавил, а Артур и не пытался расспрашивать — законы конспирации этого не допускали. Даже близкому другу можно было сказать очень немногое.
Но оказалось, что у гостя есть дело и к самому Артуру. В Петербурге товарищи поручили узнать, есть ли какая-нибудь связь у подпольной организации завода с военными моряками. Если связи нет, просили ее установить. Услышав об этом, Вальман покачал головой:
— О такой связи и сами думали, да ничего до сих пор не получается. Недели две назад побывал у наших один моряк с «Павла I», а потом исчез внезапно. И Лутованов тоже.
Зимин, поняв, что речь идет о Недведкине, пояснил:
— Матросу тоже пришлось скрыться. Его едва не выследили, когда он с явки от Лутованова шел. К счастью, сумел от филера отвязаться.
Прощаясь, они условились встретиться завтра, и Зимин отправился на ночлег в портовый трактир, где ждали его товарищи с завода. Зимин рад был, что вновь обрел потерянного шесть лет назад товарища. Все это хорошо, но не оставляла его тревога: сумеет ли вовремя передать морякам-партийцам приказ воздержаться сейчас от любых выступлений, вступить в тесный контакт с ревельскими рабочими и заняться тщательной подготовкой будущих совместных действий. Почему сегодня на линкоре не смогли принять рабочих?..
Недведкин в Петербурге рассказывал, какова обстановка на кораблях. Все кипит, в любой момент взрыв может быть. Но как не вовремя был бы этот взрыв! Завтра он передаст приказ Ярускину, а тот остальным товарищам. Нужно остановить матросов во что бы то ни стало. Сейчас важно, чтобы каждый понял: время для решающих боев еще впереди. И готовиться к ним надо серьезно, и выступать надо сообща. Иначе сомнут, потопят в крови…
Вновь вспомнились ему кронштадтские бои девятьсот шестого года — артиллерия и пулеметы против матросских винтовок, расстрелы в казематах, на улицах и во дворах, издевательства озверевших карателей над пленными, жалкая комедия царского суда и опять расстрелы — теперь уже по «законному» приговору. Тот, кто, подобно ему, прошел сквозь этот ад и остался в живых, тот навсегда понял гибельность разрозненных выступлений.
Дорого обходится народу жизненная школа. И никак нельзя, чтобы обескровливала его царская сволочь!
Когда Зимин вышел к порту, он увидел стоящие на рейде, глубоко осевшие в воде громады линейных кораблей. Ветер с моря донес перезвон корабельных склянок. Там, за стальной броней, как в плавучей тюрьме, — его товарищи. Отчаяние и горечь постоянных унижений переполнили чашу их терпения. Как хорошо понимал он их, сам испытавший на своей шкуре тяготы царской службы, сам поднимавший оружие на царских палачей. Он понимал их, но знал твердо: сейчас надо матросов остановить. И он, Михаил Зимин — бывший матрос и питерский пролетарий, сделает все, чтобы приказ партийного комитета был выполнен. Самое главное: он должен успеть.