— Ну вот и все, — произнес бодрый голос, — потопали наверх!
— Послушай, Сережа, — отозвался второй электрик, — пока мы здесь одни, хочу тебе насчет Королева сказать. Опять он ко мне приходил.
— Это насчет покушения?
— Ну да… Нехорошее дело затевается, Сережа. Он и его дружки, видимо, всерьез решили ухлопать царя. У них уже и оружие есть…
Мейснер похолодел.
А человек за перегородкой продолжал:
— Я ему снова пытался втолковать, что моя партия категорически против террора, а я строго подчиняюсь партийной дисциплине, но он все еще агитирует, надеется на согласие… видимо, у эсеров силенок маловато… Что из всего этого будет — одному богу известно. Я не очень-то верю в то, что покушение может удаться, — когда царь прибудет к нам на корабль, его и здесь охранять будут со всех сторон. Но даже за саму попытку на виселицу люди пойдут… и к тому же жандармы так раздуют это дело, что и невинных впутают. И повод у них будет отличный, чтобы репрессии по всей стране усилить. Вот уже который день ломаю голову, как помешать Королеву и его дружкам, но ничего путного придумать не могу…
— Может, припугнуть его?
— Да чем припугнешь-то? Он и сам мастер пугать… И ведь не в охранку же заявлять на него…
— Это верно… и он это понимает.
— Я вот о чем думаю, Сережа, нельзя ли как-нибудь проследить за Королевым, разузнать, где у них оружие спрятано, и перепрятать… Безоружные не полезут.
— Ну да, проследить! Заметят если, то могут за агентов охранки принять. А тогда запросто пристукнут в темном углу.
— Прав ты, Сережа, запросто могут… Но с другой стороны — делать-то что-то надо! Прибудем в Ревель, надо с товарищами на берегу посоветоваться. Сейчас как раз в Ревеле должен быть человек из Питера. Мне передавали, что он на завод акционерного общества «Вольта» устроился. Через него связь с Петербургским комитетом установить должны. Скорее бы только это плавание кончилось! Ты ничего не слышал насчет прихода в Ревель?
— Откуда же? Но вообще-то думаю, что скоро — неделю уже в море болтаемся. Время у нас пока есть, давай вместе теперь думать, как Королеву помешать… А сейчас пойдем — скоро уже к обеду сигнал будет.
Электрики поднялись по трапу наверх, выключив в трюме свет. И Мейснер опять остался в темноте. Он стоял, бессильно прислонившись к переборке, ждал, когда утихомирится сердце. Господи! И зачем только слышал он этот разговор? Не к добру, не к добру это. И никому ни звука. А то не жить на свете.
…Сергей бежал по узенькой тропке, прорезавшей бесконечный луг, легко отталкиваясь от земли босыми ногами, ощущая ее такой мягкой, будто бежал он по перине, и каждый толчок ноги поднимал его в воздух, как пушинку, и он медленно, словно был почти невесомым, опускался на тропинку и снова взлетал над ней, пока наконец не повис в воздухе и не поплыл над лугом лицом вниз с широко раскинутыми руками. Но откуда-то сбоку вдруг выплыло что-то темное, страшное, клубящееся, и он почувствовал, как его швырнуло, увидел, как кинулась навстречу земля, а сбоку сверкнуло и загрохотало, в уши вонзился пронзительный звук…
Еще окончательно не проснувшись, он понял, что горн трубит побудку, откинул одеяло, ухватился руками за края подвесной койки, резко выбросил тело вбок и вперед, коснулся ногами палубы и только тогда открыл глаза. Остатки сна клубились в сознании, но руки сами механически делали все, что им нужно. Немного минут отводилось матросу на то, чтобы одеться, сложить и связать койку, умыться и причесаться.
Вокруг Сергея молча и сноровисто увязывали койки матросы, с грохотом бежали к умывальнику. Он едва успел плеснуть тепловатой водой в лицо, как «архангел» вновь затрубил — на этот раз сигнал на молитву.
На церковной палубе собрались почти все, когда Краухов занял привычное место у левой переборки. Неподалеку впереди отдельной группой стояли офицеры в белых кителях, с обнаженными головами. Сергей тоже снял бескозырку, привычно положил ее на сгиб поднятого локтя, уставил взгляд в раскладной иконостас, где, обрамленные сверкающими золотом окладами, темнели скорбные лики святых.
Корабельный священник (на матросском жаргоне именуемый «водолазом») приступил к делу споро. Как всегда, он читал молитву в таком резвом темпе, что ее торжественность начисто терялась. Появлялось ощущение, что батюшка не служит, а отбывает повинность.
Каждому, кто бы взглянул на сосредоточенное, серьезное лицо Сергея со стороны, могло показаться, что человек этот полностью погружен в молитву. Но, к счастью, никому из начальства не дано было заглянуть в его мысли. А думал он о том, что неладно все получается. После арестов в Гельсингфорсе многие связи оказались порванными. Правда, два дня назад удалось установить связь с подпольной группой на «Андрее Первозванном», но товарищи, встревоженные провалом, считали, что сейчас не время для решительных действий и надо исподволь заново готовить силы. Во время стоянки в Ревеле Недведкин пытался встретиться с товарищем, который приехал из Петербурга и работал на заводе «Вольта», однако возле дома, где тот поселился, Костя обнаружил шпика, и только чудом ему удалось не попасть в поле зрения, пройти мимо так, будто он и в самом деле шел мимо этого дома. А тут еще эсеры со своим отчаянным планом покушения. Королев не скрывал, что они уже сумели притащить на корабль револьверы, но где хранили их — об этом упорно молчал. Так что узелок завязывался такой, что не дай боже…