Чуть развалившись, он сидел за столом и ждал, когда я проинформирую о том, что произошло в области, городе, наконец, во вверенном ему отделе за это время.
Смотрел на меня Зорин добродушно, беспечно и в общем-то пока отсутствующе, как и полагается вчерашнему отпускнику.
Через час от его беспечности и добродушия не осталось и следа. Полковник сидел собранный, напряженный и не отводил от меня сумрачного, тяжелого взгляда.
- Значит, никаких зацепок? - обреченно спросил он.
- Дурацкое дело, Евгений Алексеевич, - пожал я плечами. - Ни одной ниточки. Придется, видимо, в графу заносить.
Есть такая у нас графа; "Нераскрытые преступления". Бессонные ночи, расстроенные нервы, сплошные неприятности - вот что такое эта графа.
- В одиннадцать часов совещание у генерала, - пробурчал Зорин. - Весь отдел приглашен. Кроме тех, естественно, кто на задании, в отпуску или болен.
- На "ковер", как я понимаю?
- Это как пить дать! - Зорин махнул рукой. - Тебе, между прочим, ответ держать. А я уж посижу, помолчу лучше, послушаю, что умные люди говорить будут.
Совещание началось ровно в одиннадцать. Кирилл Борисович не стал делать большого разбега. Он сразу взял быка за рога.
- Пора, наконец, внести полную ясность, - проговорил он. - Ночная стрельба, ранение человека - это само по себе худо. И потом... - Кирилл Борисович обвел собравшихся взглядом, помолчал, заговорил снова: - В случайности я верю с трудом. Случайность здесь скорее в том, что Сурин ранен, а не убит... И я думаю, что подполковник Бизин, месяц руководивший угрозыском, достоин взыскания за безынициативность. И не только в случае с Суриным. Надеюсь, и вы, Вениамин Александрович, и вы, товарищи, понимаете и принимаете мои слова?..
Хазаров говорил ровно, не повышая и не понижая голоса. И все же это был разнос на высшем уровне. Я слушал его слова и понимал: в главном Кирилл Борисович прав. "Дело Сурина" зашло в тупик, и мы не знали, как из него выбраться.
Но вряд ли "разнос на высшем уровне" поможет. Наверное, и мои коллеги тоже испытывали тягостное чувство беспомощности. Зорин же дипломатично помалкивал.
- А что у вас нового с розыском лиц, ограбивших седьмого августа гражданку Ковалеву? - внезапно спросил генерал и снова взглянул на меня.
- Пока мало утешительного, товарищ генерал, - вяло ответил я.
- С Суриным мало утешительного, - внезапно повысил голос Хазаров, - с Ковалевой мало утешительного... Послушайте, Вениамин Александрович, вам не кажется... - Он остановился на полуфразе. И замолчал. Тишина давила. Хазаров так и не закончил фразу. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда исписанный листок. - Это письмо Ковалевой. В обком партии. С жалобой на нас. Причем с абсолютно справедливой жалобой!.. Она с больной матерью и маленькой дочерью осталась практически без копейки. Мало того. После ушиба головы Ковалева потеряла трудоспособность. И неизвестно, на какое время. Но она пишет в обком не о своих невзгодах. Она жалуется на то, что ей сейчас страшно вечером выходить на улицу!.. Вы вдумайтесь, товарищи, в эти слова! Страшно! Но зачем же тогда мы?! Короче, в обкоме партии меня убедительно просили, как можно скорое разобраться с этой историей. Вам ясно, подгюлкоиник Бизин?..
Мое молчание, видимо, не устраивало Хазарова, и он повторил:
- Вам ясно, Вениамин Александрович?
- Да, товарищ генерал. Хочу сказать, что кое-какую работу мы уже...
- Какую именно? - не дослушав, перебил Хазаров. - Конкретно: какую именно работу ведет отдел по розыску лиц, ограбивших Ковалеву?
- Мы вышли на шофера такси, который поздно вечером седьмого августа отвозил на Октябрьскую площадь двух подвыпивших парней. Они сели к нему около булочной, на улице Менделеева. Ограбление Ковалевой произошло как раз недалеко от этой булочной. Парни были возбуждены и просили шофера ехать как можно быстрее...
- Где он их высадил?
- Около парка культуры.
- Какие-нибудь приметы парней водитель запомнил?
- По его словам, один - коротко острижен, одет в ковбойку. Другой плотный, сбитый; на правой руке татуировка. Когда он расплачивался, таксист обратил на это внимание.
- Что с дракой подростков около десятого магазина? Я просил вас, Вениамин Александрович, взять это происшествие на наш контроль.
- В самом магазине навели порядок. Дружинники установили пост. Товарищи из городского отдела уголовного розыска провели работу среди персонала магазина.
- Как состояние Валерия Пахомова?
- Поправляется.
- Что он говорит нового по поводу драки с Родиным?
- Ничего нового, товарищ генерал. Родин ведет себя так же.
Хазаров поднялся из-за стола, походил по комнате, снова вернулся к столу, сел.
- Так что же мы все-таки будем делать с этим выстрелом в "Заре", товарищи? - сердито спросил он. - Ведь стрелял кто-то в Сурина, хотел его убить. Не святой же дух, честное слово!..
- А если и не его вовсе, а? - негромко, чуть ли не про себя обронил старший лейтенант Максимов.
Его слова прозвучали настолько неожиданно, что все, как по команде, повернули головы к двери - к Максимову.
- Проясните, товарищ Максимов! - оживился Хазаров.
- Да нет... Я просто так, - растерялся Максимов, не привыкший быть в центре внимания. - Понимаете... Гм... Я иногда охотой балуюсь...
- Ну-ну! - торопил его Хазаров. - Давайте, давайте...
- Случай у меня был однажды, - несколько стесняясь, стал рассказывать Максимов. - Вижу я, сидят два глухаря, один повыше, другой пониже. Я стал целить в того, что пониже... Это я точно помню. А выстрелил, гляжу -нижний-то улетел, а верхний, понимаете, упал... Оптический обман произошел, что ли... Может, и здесь такая же ерунда вышла, товарищ генерал? Попали в Сурина, а целили-то в того, кто до Сурина в двадцать восьмом номере жил...
- В Храмова? - машинально уточнил я.
- Вот-вот! - кивнул Максимов. - В него! Версия Максимова была настолько неправдоподобной, что в нее... как-то сразу поверилось. Нам ведь приходится сталкиваться с такими вещами, который остальным людям могут показаться невероятными, а на деле - самая что ни на есть реальность....
- Ну, Иван Иваныч! - восхищенно воскликнул Григорьев. - Ну, голова Дворец Советов!
Все, не выдержав, громко рассмеялись. Все, за исключением Кирилла Борисовича.
- Поменьше восторженности, Владислав Сергеевич, - охладил он Григорьева.
- Но ведь интересный вариант! - не сдавался тот.
- Кирилл Борисович, - вмещался я, - инженер Храмов действительно выглядел очень, испуганным в ту ночь. Это бросалось в глаза. И, может, то, что мы приняли за обычный страх - страх перед случаем, - был на самом деле страхом другого, рода - скажем, страхом перед... неизбежностью?
- Другими словами, Храмов испугался, ибо знал наверняка, что не в Сурина стреляли, а в него? - вопросом на вопрос ответил Хазаров.
- Думаю, что такой вариант можно принять за версию, Кирилл Борисович, - заметил я.
- И тогда не потому ли Храмов согласился обменяться номером с Суриным? - снова вставил Григорьев. - И командировку свою свернул раньше срока... Нет, нет, в словах Максимова есть "сермяжная правда". Чует мое сердце!
- У вас сердце вообще очень чувствительное, Владислав Сергеевич! усмехнулся Хазаров. - Хорошо. За вашим отделом - Ковалева, подростки и так далее... Ковалева в первую очередь... Что же касается инженера Храмова... Он, кажется, из Старогорова?
- Да, - ответил я.
- Пятьдесят километров от Волжанска... - проговорил Хазаров. - Вот что, Сурин остается персонально за Бизиным. Товарищ Зорин принял дела пусть и занимается ими. Всеми - за исключением ранения Сурина. Поэтому... Он опять помолчал, обдумывая что-то. Потом сказал: - Возьмите себе двух помощников, Вениамин Александрович, и отправляйтесь-ка в Старогоров. Выясните все с этим инженером Храмовым. Его жизнь, его судьбу изучите самым детальным образом. Храмов должен быть ясен нам, как стеклышко!