— Эй, ты здесь? — окликнула его Майя, подойдя сзади. — Наконец-то!
Боян обернулся — из подвалов дворца появились выжившие жители, неожиданно принесли подносы с фруктами, на окнах вновь затрепетали прозрачные льняные занавески, дети бросали в толпу фиолетовые и желтые цветы. Они поцеловались сначала легко, будто на пробу; потом, когда губы узнали друг друга, еще раз, глубоко, с растущим желанием. Боян обнял Майю за талию и притянул к себе.
— Не глупи, — едва дыша, сказала Майя, — на нас смотрят.
Женщины, сидевшие на скамейке неподалеку, с немым упреком смотрели на них, приоткрыв рты. Дети, скрытые в темноте подъездов, тихонько хихикали.
— Пойдем ко мне, — сказал Боян.
— Лучше не надо. Я волнуюсь — знаешь, у меня задержка, мы наверно увлеклись и не посчитали, попали в опасные дни.
— Я очень тебя люблю.
— И вообще, у нас есть о чем поговорить, — сказала Майя, легко выскальзывая из его объятий. — За неделю так много всего произошло. Боюсь, что дела, как говорится в американских фильмах, вышли из-под контроля.
Они медленно пошли по бульвару, держась за руки; машины, ехавшие в том же направлении, освещали их со спины, отбрасывали перед ними тени, на мгновение удлиняя их, а потом расщепляли на пучки вместе с другими тенями. Во всем городе бился вечерний пульс — быстрый, несколько лихорадочный, с удивительными синкопами; он потерял рациональность утренней спешки: теперь в его ритме было нечто непредсказуемое, случайное, бесноватое. Были моменты, когда машины скапливались с беспокойным шумом, роились на перекрестках; потом случалось, что не было ни одной; с некоторых улиц доносился гомон молодежи, собравшейся перед кафе; на других — было темно и тихо. Правила дня больше не действовали: город преображался, отбрасывал свою деловитую серьезность, в его легко сменяемом убранстве появлялось что-то ярмарочное и карнавальное.
Они свернули в летнее кафе; не все столики еще были заняты, но несколько веселых компаний уже громко болтали; атмосфера становилась все теплее.
— Что ты думаешь о пиве и кебабе? — спросил Боян.
— И чтобы много лука, — ответила Майя, — но только потом без поцелуев.
Пока они ждали заказанное, Боян рассказал Майе о событиях в Париже — о дневнике полковника де Розалье, ночном нападении, посещении запасников Лувра.
— Здесь было не менее драматично, — начала Майя. — Сначала этот сумасшедший Коле со статьей в «Вечерних новостях», еще в тот день, когда ты уехал. А потом случилась настоящая неразбериха. Да, вчера я встретила Максуда. Думаю, он некоторое время следил за мной. Он искал тебя, чтобы поговорить. Когда я сказала, что ты за границей, он впал в полное отчаяние. Хватался за голову, ругался, говорил, что он пропал, что теперь у него нет жизни и так далее. Восточные преувеличения.
Боян наслаждался горечью пива.
— В Париже так не горчит, — сказал он, сделав большой глоток.
— Как в рекламе: Пиво из Скопье — и все возможно, — засмеялась Майя. — Этот город становится действительно непредсказуемым. Подожди, дай рассказать, что тут происходило. На следующий день после того, как ты уехал, я вечером пришла убраться у тебя в квартире, и кто-то позвонил. Кто-то с иностранным акцентом, похоже, грек, хотел узнать, где ты остановился в Париже. Конечно, я ему не сказала, но он упомянул, что знает: где-то в Латинском квартале. Такую информацию ему дали в «Вечерних новостях». Потом позвонил кто-то еще — спрашивал про карту, есть ли у тебя карта Мариово и когда ты туда поедешь, все что-то выспрашивал, но чего хотел — непонятно.
— Ух ты, — сказал Боян, — становится все интереснее и интереснее.
Он вгрызся в жгучий зеленый перец, во рту у него запылало, он сделал глоток пива и откусил кусок от первого кебаба. Над степью разносился аромат жареного мяса, шаманы в лохмотьях, все увешанные колокольчиками, приносили жертвы на вершинах курганов, кони прядали ушами. Ветер пролетал сквозь сухую траву, маленькие степные кони собирались в круг. Внутри курганов скелеты таких же лошадей лежали вокруг скелета вождя с огромным медным мечом и в ожерелье из сердолика и серебряных фигурок бегущих оленей.
— Этот тип хочет, чтобы ты угостил его кебабом.
Майя смотрела на ограду сада за спиной Бояна.
— Я не собираюсь ни с кем делиться ужином.
— Он показывает знаками, что голоден.
— Не смотри на него, — сказал Боян. — Какой-то сумасшедший.