— Если мне не изменяет память — а она не изменяет. Не настолько уж я стар, чтобы забыть…. Так вот — через две ночи мы приедем в одно место. Когда-то там было мое стойбище. Там и расположимся на первое время. И будем жить дальше. Коней у нас не так уж и много, так что, думаю, сена успеем для них заготовить. И какие-никакие конюшни поставить, если там не уцелели старые постройки. Никто из нас не знает, какой будет нынешняя зима.
Он не договорил, внезапно насторожившись. Его соратники мгновенно собрались, прислушиваясь. Где-то — на грани слышимости- зазвенел колокольчик.
— М-да, воинскую выучку не пропьешь, — одобрительно подумал Вождь, видя, как совершенно бесшумно и стремительно его воины занимают стратегические позиции, сливаясь с местностью. Сам он укрылся в тени ивы. Интуиция, насторожившаяся было, зевнула, потянулась и вновь задремала.
Колокольчик, между тем, звенел все ближе, и вот уж знойного марева вынырнула старенькая орочья кибитка, запряженная смирной серой кобылкой. Правила кобылкой древняя старуха, замотанная в пыльные тряпки.
— Амо!* Здрава будь, — выступил из тени Вождь. — Далеко ли путь держишь?
Старуха близоруко и недоверчиво щурила выцветшие глаза, шамкала беззубым ртом. Ее руки, когда-то коричневые от загара, сейчас казались такими же выгоревшими на солнце, как и трава, уже превратившаяся в сено на жарком солнце.
— Неужто старая Алагей дожила до возвращения сыновей? — наконец скрипуче сказала она. По извечному закону Степи все мужчины-орки считались сыновьями таких вот старух, и не важно — к какому именно клану они принадлежали.
— Дожила, амо, — склонил голову Вождь. — Мы вернулись, и сейчас едем к Долгому озеру. Соблаговолишь ли ты вернуться туда вместе с нами, и стать нашей Ани-амо?!*
Старуха какое-то время смотрела на склонивших головы мужчин. Думала о чем-то своем, теребила выцветшую опояску на пыльном балахоне.
— Обещаешь ли ты, Вождь, заботиться обо мне и моих внуках так, как подобает старшему мужчине племени? — спросила она, вытягивая из — за спины бурдюк, в котором что-то булькало. Следом на ее коленях появилась ячменная лепешка, бережно увязанная в платок горсть соли и неожиданно острый нож в прочных кожаных ножнах. — Помнишь ли ты обычаи нашего народа?
— Помню, — вновь склонил голову Вождь. — Помню — и обещаю. Раздели с нами трапезу, Ани-амо.
Лепешка была поломана на число едоков, в бронзовую чашу сцежена кровь из рук одиннадцати мужчин и одной старой женщины. Бурдюк радостно булькнул, расставаясь с изрядной долей кумыса. Кумыс и кровь смешались. Чашу трижды пронесли над пламенем костра, и наконец, все сделали по нескольку глотков, закусили присоленной лепешкой, тем самым становясь братьями и сыновьями. Родство, замешанное на крови, ячменном хлебе, огне и кобыльем молоке — по древнему преданию, именно из этих священных ингредиентов и был создан первый орк.
Потом маленькое племя продолжило свой путь на юг. Через два дня достигли берегов Долгого озера. Стойбище встретило их запустением, ароматом степных трав, чистой водой и овечьей отарой.
Крошечной, всего-то голов в двадцать. Но это уже было что-то, с чего можно было начинать хозяйство. К вечеру первого дня уже стояли три юрты, овцы были собраны в уцелевшей кошаре, старая Алагей сменила дорожные тряпки на платье уважаемой женщины, завязав головной платок концами назад, и бодро принялась готовить баранью шурпу, не забывая командовать самыми молодыми орками.
— А жизнь-то налаживается, — подумал Вождь, почтительно принимая из рук Ани-амо пиалу с шурпой. — Значит, мы на верном пути.
Где-то в Горних Высях
Злотинка с интересом наблюдала, как старая Алагей наводит порядок в своем маленьком племени, и улыбалась. Здоровенные мужики едва ли не на руках носили бабку, угадывая все ее желания.
— Да, пожалуй, из этих мальчиков будет толк, — сказал на ухо любимой красавец с золотистой гривой коротких волос. — Думаешь, им стоит вручить наш приз?
— Ты об этих ужасных зверюгах из мира Старшего? — откинулась на его грудь Злотинка. Потерлась щекой, поцеловала в краешек лукавой улыбки. — Думаю, стоит.
Третье утро в стойбище стало благословенным. Прямо из золотистого тумана к юрте вождя неторопливо и величаво вышел громадный двугорбый зверь. Следом за ним — второй, третий…. По бокам зверей покачивались в такт шагам пестрые вьюки, между горбами восседали закутанные в шали и платки девушки.
Подчиняясь команде, звери опустились на землю, позволив девушкам спешиться. Самая старшая из них, оглядевшись, безошибочно вычленила среди толпы растерянных мужчин вождя. Подошла, внимательно вгляделась в его лицо. Обернулась к старухе.