Вероятно, таинственная Маня олицетворяла райком и партийные сферы…
Эви гладила мою руку и шептала с акцентом волнующие непристойности. Белла Константиновна выглядела строго.
Она повела нас широкими райкомовскими коридорами. С ней то и дело здоровались.
На первом этаже возвышался бронзовый Ленин. На втором – тоже бронзовый Ленин, поменьше. На третьем – Карл Маркс с похоронным венком бороды.
– Интересно, кто на четвертом дежурит? – спросил, ухмыляясь, Жбанков.
Там снова оказался Ленин, но уже из гипса…
– Подождите минутку, – сказала Белла Константиновна.
Мы сели. Жбанков погрузился в глубокое кресло. Ноги его в изношенных скороходовских ботинках достигали центра приемной залы. Эви несколько умерила свой пыл. Уж чересчур ее призывы шли вразрез с материалами наглядной агитации.
Белла приоткрыла дверь:
– Заходите.
Лийвак говорил по телефону. Свободная рука его призывно и ободряюще жестикулировала.
Наконец он повесил трубку.
– Отдохнули?
– Лично я – да, – веско сказал Жбанков. – У меня открылось второе дыхание…
– Вот и отлично. Поедете на ферму.
– Это еще зачем?! – воскликнул Жбанков. – Ах да…
– Вот данные относительно Линды Пейпс… Трудовые показатели… Краткая биография… Свидетельства о поощрениях… Где ваши командировочные? Штампы поставите внизу… Теперь, если вечер свободный, можно куда-то пойти… Драмтеатр, правда на эстонском языке, Сад отдыха… В «Интуристе» бар до часу ночи… Белла Константиновна, организуйте товарищам маленькую экскурсию…
– Можно откровенно? – Жбанков поднял руку.
– Прошу вас, – кивнул Лийвак.
– Здесь же все свои.
– Ну, разумеется.
– Так уж я начистоту, по-флотски?
– Слушаю.
Жбанков шагнул вперед, конспиративно понизил голос:
– Вот бы на кир перевести!
– То есть? – не понял Лийвак.
– Вот бы, говорю, на кир перевести!
Лийвак растерянно поглядел на меня. Я потянул Жбанкова за рукав. Тот шагнул в сторону и продолжал:
– В смысле – энное количество водяры заместо драмтеатра! Я, конечно, дико извиняюсь…
Изумленный Лийвак повернулся к Белле. Белла Константиновна резко отчеканила:
– Товарищ Жбанков и товарищ Довлатов обеспечены всем необходимым.
– Очень много вина, – простодушно добавила Эви.
– Что значит – много?! – возразил Жбанков. – Много – понятие относительное.
– Белла Константиновна, позаботьтесь, – распорядился секретарь.
– Вот это – по-флотски, – обрадовался Жбанков, – это – по-нашему!
Я решил вмешаться.
– Все ясно, – говорю, – данные у меня. Товарищ Жбанков сделает фотографии. Материал будет готов к десяти часам утра.
– Учтите, письмо должно быть личным…
Я кивнул.
– Но при этом его будет читать вся страна.
Я снова кивнул.
– Это должен быть рапорт…
Я кивнул в третий раз.
– Но рапорт самому близкому человеку…
Еще один кивок. Лийвак стоял рядом, я боялся обдать его винными парами. Кажется, все-таки обдал…
– И не увлекайтесь, товарищи, – попросил он, – не увлекайтесь. Дело очень серьезное. Так что в меру…
– Хотите, я вас с Довлатовым запечатлею? – неожиданно предложил Жбанков. – Мужики вы оба колоритные…
– Если можно, в следующий раз, – нетерпеливо отозвался Лийвак, – мы же завтра увидимся.
– Ладно, – согласился Жбанков, – тогда я вас запечатлею в более приличной обстановке…
Лийвак промолчал…
…Внизу нас ждала машина с утренним шофером.
– На ферму заедем, и все, – сказала Белла.
– Далеко это? – спрашиваю.
– Минут десять, – ответил шофер, – тут все близко.
– Хорошо бы по дороге врезку сделать, – шепнул Жбанков, – горючее на исходе.
И затем, обращаясь к водителю:
– Шеф, тормозни возле первого гастронома. Да смотри не продай!
– Мне-то какое дело, – обиделся шофер, – я сам вчера того.
– Так, может, за компанию?
– Я на работе… У меня дома приготовлено…
– Ладно. Дело хозяйское. Емкость у тебя найдется?
– А как же?!
Машина остановилась возле сельмага. У прилавка толпился народ. Жбанков, вытянув кулак с шестью рублями, энергично прокладывал себе дорогу.
– На самолет опаздываю, мужики… Такси, понимаешь, ждет… Ребенок болен… Жена, сука, рожает…
Через минуту он выплыл с двумя бутылками кагора.
Водитель протянул ему мутный стакан.
– Ну, за все о’кей!
– Наливай, – говорю, – и мне. Чего уж там!
– А кто будет фотографировать? – спросила Эви.
– Мишка все сделает. Работник он хороший.
И действительно, работал Жбанков превосходно. Сколько бы ни выпил. Хотя аппаратура у него была самая примитивная. Фотокорам раздали японские камеры, стоимостью чуть ли не пять тысяч. Жбанкову японской камеры не досталось. «Все равно пропьет», – заявил редактор. Жбанков фотографировал аппаратом «Смена» за девять рублей. Носил его в кармане, футляр был потерян. Проявитель использовал неделями. В нем плавали окурки. Фотографии же выходили четкие, непринужденные, по-газетному контрастные. Видно, было у него какое-то особое дарование…