— А еще Нонна телефон оборвала, — сообщила вдруг Надежда. — Когда узнала, что тебя нет, билась в истерике хуже Родиона. Видно, ты ей зачем-то очень нужна.
Неужто Петя застукал ее с Аркадием? Этого еще не хватало! Надо позвонить и выяснить.
Но сперва я, естественно, связалась с Родионом.
— Вера, ты в порядке? — едва услышав мой голос, прокричал он.
— Мы все четверо в порядке, — заверила я.
— Кто четвертый? — растерялся он.
— Наш патриарх. Моя бабушка.
— Ах, ну да. Помирились с Надей?
— Помирились.
— Родик, привет, — проорала в трубку моя дочь.
— Так я к тебе еду? — спросил он меня.
— Потерпи еще немножко, завтра мы возвращаемся. Сразу тебе позвоню.
— Как долго. Я и так столько ждал, — с тоской вздохнул он.
Надя, продолжавшая стоять рядом, услышала его реплику и с наглым видом проорала в трубку:
— Чем дольше ожидание, тем слаще будет встреча!
Родион расхохотался:
— Вера, ты плохо воспитала дочь. Взрослым хамит.
— Вот и будешь перевоспитывать!
— Поздно уже! — вновь завладев трубкой, с важностью заявила Надежда. — Одна у вас в этом плане надежда. На внуков.
— Ты беременна? — всполошилась я.
— Нет! — завопила она. — Не воспринимай так буквально. Я говорю о будущем.
— Дедушка Родион согласен, — донеслось из трубки.
Мне опять было так хорошо, что даже не хотелось звонить Нонне. Боялась, испортит она мне настроение.
Долг, однако, прежде всего. Набрала. На меня обрушились гроздья гнева.
— Почему уехала, не предупредив меня? Может, я тоже детей взяла бы и с тобой поехала. Они у меня половину лета без воздуха!
— Кажется, тебя последнее время другое волновало.
— А ты не ехидничай!
— Ты говорить можешь?
— Могу. Петька с потомством к друзьям на дачу уехал.
— Законный глоток свободы или поссорились?
Она пропустила мой вопрос мимо ушей.
— Какой сволочью он оказался!
— Кто, Петр?
— Оставь в покое Петра! Аркадий! Он женится! Представляешь, подонок?
— На ком? — Это известие меня порядком ошеломило.
— На бабе, естественно. Да какая разница! Суть не в этом!
— Он тебя бросил?
— Нет, сволочь! Хуже! Не бросил!
— То есть. — Я уже ничего не понимала.
— Отупела ты в своей деревне! Этот недоносок поставил меня перед фактом, что собирается жениться. Я, дура, губы раскатала, решила, на мне. А у него, оказывается, еще до меня другая была, про которую Лена или не знала, или знать не хотела.
— Зачем же тогда он с тобой?
— Вот и я его спросила. А он мне в ответ: понравилась. Я ему говорю: «Если я нравлюсь, на мне и женись». А он: «Нет, — говорит, — я на той хочу». Я говорю: «Значит, расстаемся?» — а про себя думаю, может, хоть напоследок подарок хороший сделает? А этот ублюдок мне отвечает: «Зачем? Ты, мол, сама замужем и разводиться не собиралась. Женюсь, будем на равных. В чем вопрос?»
Нонна еще долго ругалась. А потом назидательно заявила:
— Вот, подруга, от чего я тебя спасла. Если бы не я, влипла бы ты по самое темечко. Так что плюнь на этих мужиков. Живи одна. Целее будешь.
Счастье еще, что я не успела ей ничего рассказать про Родиона! Неделикатно бы вышло. Хотя шила в мешке не утаишь. Все равно скоро узнает. Еще одна для нее трагедия. Нонна всегда считала себя удачливее меня.
Когда мы с ней договорили, Надя полюбопытствовала:
— Что там у твоей разлюбезной подруги за буря в стакане воды?
— Жизнь надежд не оправдала, — уклончиво отозвалась я.
— Неужто Петр изменил? Впрочем, я бы давно на его месте так поступила.
— Скорее, наоборот.
— Понятно, любовник изменил, — хмыкнула Надя.
— Можно сказать, и так. — Не хотелось мне в подробностях полоскать Нонкины невзгоды.
— Эх, поколение. Никак не угомонитесь.
— Учитывая, что даже бабушка у нас не угомонилась, нам еще рано, — хихикнула я.
— Одна в семье Ласточкиных скала целомудрия — прабабка, — засмеялась в ответ моя дочь. — Да и то, полагаю, лишь потому, что в этой деревне все мужики старше сорока лет уже давно вымерли.
Наступил август — последний месяц самого беспокойного и самого счастливого лета в моей жизни. Мама объявила, что в этом году обязательно будет праздновать день рождения, который не отмечала с самой кончины второго мужа.
— Тебя, Вера, приглашаю с Родионом, а то ты никак нас с ним не познакомишь. Только по телефону комплиментами обмениваемся.
— С удовольствием, — отвечала я. — Устроим смотрины.
— Давно пора, — сказала мама.
— Бабуля, а можно я тоже приду не одна? — спросила Надя.
— С Марком помирилась? — воскликнула я.
— Давно уже, еще перед поездкой в деревню.
Я заметила, что щеки у моей дочери зарделись.
— Что ж, смотрины устроим, — весело продолжила я. — Родиону не так одиноко будет в нашем бабьем царстве.
— Кстати, — с невинным видом вмешалась бабка. — Я тоже не одна буду. Познакомлю вас со своим… другом.
— Вместе на танец живота ходите? — прыснула Надя.
— Отнюдь. Он занимается в другой секции. Интеллектуальным спортом. Шахматами. Леня — полковник в отставке. Бывший военный врач.
— Какая ты, бабуля, практичная! — воскликнула Надька. — Здорово ведь! И любит, и лечит. В вашем возрасте совсем не лишнее.
— В любом возрасте не лишнее, — надулась моя мама, и я отметила про себя, что, кажется, отношение ее к врачам сильно изменилось. — А ты, Надежда, в последнее время как-то распустилась, никакого почтения к старшим.
— Бабуля, зачем тебе мое почтение, когда я тебя просто обожаю! С удовольствием посмотрим на твоего старичка!
— При Лене я попрошу тебя выбирать выражения. Он человек интеллигентный и очень застенчивый.
— Ценное качество для доктора! — совсем разошлась моя дочь. — Тайну будет свято хранить.
— Надька! — прикрикнула я на нее, чувствуя, что мама вот-вот обидится.
— Молчу, молчу, влюбленные ласточки!
Мы с бабулей, объединившись, закидали ее диванными подушками.
Торжественный день настал. В большой комнате собрались трое мужчин разного возраста и, недоверчиво поглядывая друг на друга, пытались вести общий разговор. У них это не слишком получалось. Как ни крути, три разных поколения.
На серванте гордо красовались три больших букета. Розы от Леонида Леонидовича (да, да, того самого, которого мы тогда увидели с Родионом!), тюльпаны всех цветов радуги от Родика и огромные декоративные подсолнухи от Марка. Он оказался высоченным тощим брюнетом в очках — типичный ботаник. Очень застенчивый, гораздо больше, чем Леонид Леонидович.
Я подарила маме гарнитур — ночнушку и халатик. Полупрозрачные, кружевные. Очень сексуально. Бабуля осталась в восторге. Всю жизнь, говорит, о таком мечтала, только возможностей не было. Надеюсь, Леониду Леонидовичу тоже понравится. А Надин подарок — яркую цыганскую юбку с кружевным подолом — мама надела на день рождения. В ней она лет двадцать сбросила. Леонид Леонидович остался в восторге.
Сели за стол. Женихи наши заметно оживились и быстро разлили по бокалам и рюмкам напитки. После первых тостов речь их стала гораздо свободнее, и общие темы нашлись.
Родик склонился к моему уху:
— Они мне очень нравятся. Только тебе не кажется, что в вашем ласточкином гнезде становится тесновато? Не пора ли тебе перебираться ко мне?
Мама, сидевшая по другую руку от него, услышала и повернулась:
— Хочу вам сказать, дорогие мои, что мы с Леонидом Леонидовичем тоже решили объединиться под одной крышей. Под его.
— У меня прекрасная двухкомнатная квартира, — с достоинством подтвердил тот. — Софочке будет в ней очень уютно. И удобно, и недалеко от вас.
— Ну, мы-то с Верой далековато от вас окажемся, — уточнил Родик. — Я на Преображенке живу.
— Зато рядом с Наденькой, — сказала моя мама. — Так хочется правнуков понянчить.
Я заметила, как Надя толкает в бок Марка. Тот густо залился краской, вскочил на ноги, едва не опрокинув бокал с шампанским, в последний момент поймал его в воздухе, резко побледнел и, откашлявшись, севшим от волнения басом изрек: