Он явно опешил.
— Вообще-то вы ошибаетесь. Но в любом случае здесь мне говорить не хочется. Совсем неподходящее место для разговора. Давайте где-нибудь посидим. В конце улицы есть вполне пристойное кафе. И возьмите, пожалуйста, цветы. Я вам их от всей души…
Я приняла букет.
— Спасибо, цветы замечательные. Очень красиво.
Не взять было уже неприлично. Демонстрация вышла бы, причем неизвестно чего. В конце концов, это лишь букет, а не кольцо с бриллиантами. Ни к чему меня не обязывает. Вот только совершенно не поняла его фразу. В чем я, по его мнению, ошибаюсь. Получается, он пришел обсуждать моих несуществующих кавалеров? Бред какой-то! Или он от смущения уже невесть что лепечет? Сам не понимает. Похоже, у него какая-то серьезная проблема с Надей. Ну и денек сегодня! Прямо одно к одному.
— Пойдемте, — кивнула я.
Он распахнул передо мной дверцу своего фисташкового цвета «Ауди».
— Поехали.
— Да тут близко, — не торопилась залезать в салон я.
— Зачем по раскаленной улице идти? Садитесь, садитесь. У меня в машине прохладно.
Его правда. И впрямь прохладно. Машина мягко тронулся с места, а я сидела и по-прежнему ничего не понимала! Что он от меня хочет? Зачем я ему понадобилась? Неужели взрослый солидный мужчина не может сам выяснить отношения с девушкой? Или мужики измельчали? Будущую тещу призывает на помощь! Полная несусветица. Я даже представить себе не могла такого. Но факт оставался фактом. В магазин пришел. Два часа дожидался, пока я закончу работу. Цветы купил! По-моему, куда естественнее было бы с Надей сперва отношения выяснить. А он перевернул все с ног на голову!
На протяжении нашего недолгого пути Родион не произнес ни слова и с напряженным лицом сосредоточенно глядел на дорогу.
Мы вошли в небольшое кафе, и он провел меня к столику в дальнем углу. Музыка звучала, на мой взгляд, излишне громко, ну да ничего: надеюсь, услышим друг друга.
Официантка, заметив у меня в руках букет, тут же предложила принести вазу. Я согласилась. Жалко цветы. Уж раз в кои-то веки мне их подарили, пусть поживут подольше. Поставив букет в воду, официантка протянула мне меню.
— Да я, собственно, особенно ничего не хочу, — сказала я.
— Ну, кофе или мороженое? — вопросительно глянул на меня Родион.
— Если только мороженое. — Оно действительно кстати в столь жаркий вечер.
Нам принесли по сложному и довольно красивому сооружению из разноцветного мороженого, вафель и ягод.
Мы начали есть. Мой спутник по-прежнему хранил молчание и сосредоточенно орудовал ложкой, круша сложную конструкцию в своей вазочке.
Наконец, не выдержав, я взяла инициативу в свои руки.
— Родион Александрович, вы мне хотели что-то сказать.
— Да, хотел, — тихо произнес он, и ложка его яростно размела очередной сливочный шарик.
— Если вам надо мне сообщить, что моя Надя беременна близнецами, то так и говорите.
Я хотела шуткой снять напряжение, но добилась полностью противоположного эффекта. Родион вздрогнул, уронил ложку и, вытаращившись на меня, произнес:
— Надя? Беременна? Я тут ни при чем.
Я поняла, что совсем его напугала, и с улыбкой продолжила:
— Ой, извините. Неловко пошутила. Надя не беременна. Просто имела в виду, что вам не стоит мучиться. Выкладывайте смелей все как есть.
Он сделал глубокий вдох, тщательно промокнул рот салфеткой, затем промокнул лоб, скомкал салфетку, швырнул ее в пепельницу и сказал:
— В общем, ситуация такова! — и снова умолк.
Его нервозность передалась мне. У меня тоже начался мандраж.
Родион не произвел на меня впечатления робкого и тем более нерешительного человека. Поэтому сам факт, что он никак не отваживался начать разговор, меня напугал. Ясно: случилось нечто из ряда вон выходящее, и случиться могло только с Надей. Иначе зачем ему обращаться ко мне. Она не беременна. Я это и без него знала, но он это только что решительно подтвердил. И не похоже, что собирается делать ей предложение. Как-то уж чересчур сильно он волнуется.
Может быть, у моей дочери на работе неприятности? Ну да. Наверное. Они же считают себя самостоятельными, взрослыми. Жить торопятся. Карьеру хотят поскорее сделать. И заработать побольше. А кругом столько аферистов. Втянули девочку в какое-нибудь якобы прибыльное дело… Может быть, деньги кому-нибудь задолжала. Влезла в долг, во что-то вложила, прогорела, и отдать не из чего. А счетчик тикает… У Родиона и одолжила? — мелькнула у меня страшная догадка. Не успела подумать об этом, мое взбудораженное воображение подкинуло совсем жуткую версию: наркотики! Нет, нет, не верю! Надя разумная девочка. Но вдруг… Попробовала, втянулась… О боже! Только не это! Лучше долги!
Не в силах более выносить неопределенности, я, насколько могла твердо, сказала:
— Знаете, Родион Александрович, выкладывайте начистоту. Как бы ни страшна была правда, выкладывайте. Я готова ко всему. Надя — моя дочь, и что бы она ни сделала, не отступлюсь от нее.
Его как громом ударило, и на лице воцарилось потрясение.
— Надя? При чем тут Надя? — недоуменно забормотал он. — Ах, вы подумали… Нет, нет, что вы, что вы! У нее все прекрасно. Она замечательная девушка. И, насколько я знаю, с ней полный порядок. Простите, если я вас напугал. Просто так трудно начать разговор.
Ужас, сковывавший меня, чуть отпустил, уступив место злости. Надо же, чуть с ума не сошла от страха, а он…
— Да скажите вы наконец, в чем дело? — заорала я на него. Сказался тяжелый день, сорвалась. И немедленно пожалела: лицо у него сделалось беспомощное, как у обиженного ребенка. И он часто-часто заморгал.
— Извините. Переволновалась.
— Нет. Я сам виноват. Никак слов нужных не мог найти. Ну хорошо. Я попробую все-таки объяснить. Надеялся, само собой получится. Посидим с вами, разговоримся. А теперь вынужден называть вещи своими именами.
Окончательно сбитая с толку, я, видимо, выглядела как полная идиотка.
— У меня были самые благие намерения, — тихо и медленно продолжал он. — Хотел завязать с вами знакомство поближе. Но общей территории у нас с вами нет. Вот я и понял: без некоторых усилий с моей стороны ничего не получится. Пришлось проявлять инициативу. Надеялся, посидим, я вам расскажу о себе, вы мне — о себе, глядишь, и понравлюсь. А на деле вышло неловко. — Он горько усмехнулся. — Собирался очаровать, а в результате перепугал до полусмерти.
Теперь меня как громом ударило.
— Вы… хотели… за мной… поухаживать? — не веря собственным ушам, переспросила я.
— Ну да. Можно и так сказать.
— Какая гадость! — воскликнула я, исполненная отвращения и презрения. — Это в ваших кругах теперь мода такая — ухаживать за дочкой, а заодно и за мамой. Да как вам не стыдно! Хватило наглости мне подобную мерзость предложить! Чтобы я делила с дочерью ее ухажера!
Я собралась уйти. Невыносимо было продолжать находиться рядом с ним. И он еще казался мне приличным человеком! Одно хорошо: вовремя раскрылся. Сегодня же Наде расскажу! Пусть у нее исчезнут иллюзии.
Он резко и крепко схватил меня за руку.
— Вера, пожалуйста, подождите! Вы совершенно неправильно меня поняли.
Руки у него были крепкие, вырваться я не смогла. Он буквально силой усадил меня на диванчик.
— Не прикасайтесь ко мне, иначе я закричу.
— Кричите, пожалуйста. Только выслушайте меня, а дальше уж поступайте, как вам угодно.
Что-то в его голосе заставило меня подчиниться, а он горячечно продолжал:
— Не знаю уж, как вам описала наши отношения Надя, но могу вам поклясться: между нами даже намека на роман нет. Да, да, — ответил он на мой недоверчивый взгляд. — Ваша дочь замечательная, умная и очень красивая девушка. Разговаривать с ней — одно удовольствие. Но она из другого поколения, и мы с ней не состыковываемся. Познакомились случайно, несколько раз потом встретились, и оба поняли, что как мужчина и женщина друг друга не интересуем. Зато когда я увидел вас, вы были такая… домашняя, простая в своем сарафанчике, и такая красивая… Знаете, можете верить, можете нет, я сразу почувствовал: мы с вами из одного мира, на одном языке разговаривать сможем. И вы поймите: я никогда бы так не смог, чтобы сперва с дочерью, а потом с мамой роман крутить. Не потому, что я такой уж борец за нравственность, а потому, что это, по-моему, невозможно.