— …Нюрине-то?.. — прорвался вдруг голос водителя. — Эй, парень, да ты спишь, что ли?..
— А?.. Что?.. — вскинулся Лидер.
— В Нюрине-то у тебя, говорю, зазноба, что ль?
— В каком Нюрине?.. Почему в Нюрине?..
— Ну, в каком… в который едем.
— В Нюринь?
Водитель покосился на Лидера и сказал:
— Ну, а куда же еще-то?
Лидер понял: по той просеке, где встретились ему трое с автоматом, он вышел на магистраль соседнего леспромхоза, и теперь машина везет его в Нюринь. «Что ж, в Нюринь так в Нюринь…».
— Да, — подтвердил он. — Можно сказать, зазноба.
Водитель пожал плечами. Пассажир вел себя странно.
Навстречу шел порожний лесовоз — видно, решил сделать еще один ближний рейс перед Новым годом — с дальних делян операторов челюстных погрузчиков давно вывезли. На лесовозных магистралях существует железное правило: при разъезде груженый автопоезд идет на подфарниках с включенной задней подсветкой воза, а встречный порожняк или любой другой транспорт идет с полный светом. Делается это для того, чтобы встречный автомобиль мог хорошо видеть воз: в случае, если воз не в порядке (например, торчит хлыст), подается сигнал. Так поступили водители и теперь, и, когда яркий свет порожняка осветил кабину, пассажир вдруг быстро пригнулся, делая вид, что поправляет свой чемоданчик.
Между тем впереди показались огни Нюриня. Водитель щелкнул тумблером рации, и Лидер вздрогнул, когда она зашипела.
— Центральная, я двадцать третий, прием.
Динамик отозвался тотчас же — видно, машин в лесу оставалось все меньше.
— Двадцать третий, вас слышу, прием.
— Подхожу к переезду. Грузил Татаринов, девяносто восьмая бригада. Как поняли? Прием.
— Татаринов, девяносто восьмая… Минуточку… Двадцать третий, поезжайте на седьмую с разворотом…
Водитель перешел на третью передачу, затем на вторую: передние колеса въезжали уже на полотно. В тот же момент пассажир щелкнул замком дверцы и сказал:
— Спасибо, друг. — И в кабине его не стало.
8
После разговора с Редозубовым Игорь не находил себе места и, главное, не находил девушки. Может, ее тоже предупредили, чтобы она не вздумала встречаться с Игорем. Несколько раз он поджидал ее в тупиковом переулке у мастерской, пока, наконец, одна из женщин — тоже, видно, швея или закройщица — не спросила, кого ему нужно. Игорь сказал. Женщина сообщила, что девушка в отгуле и выйдет на работу лишь после Нового года, а ее адрес можно узнать в отделе кадров КБО или… в милиции.
— Впрочем, можете зайти к Липатию Львовичу, — добавила женщина, — он, кажется, знает…
Игорь позвонил в отдел кадров, но ему ответили, что подобных справок, да еще по телефону, кому попало не дают. Последние два варианта — милиция и Ветцель — разумеется, отпадали.
Из разговора с Редозубовым Игорь понял, что за всей этой историей кроется какая-то страшная тайна и что Редозубов сказал ему далеко не все. Он решился и позвонил в дежурную часть, ему ответили, что Редозубова нет и пока не будет.
Весь день 31 декабря Игорь был в сильнейшем возбуждении. После уроков подошла Геля и спросила, придет ли он к ней встречать праздник. Игорь ответил, что придет.
Дома Игорь застал мать в крайней степени отчаяния: выяснилось, что ей «совершенно нечего» надеть в гости. Платье, которое она сшила к Новому году, оказалось «исключительно неудачным». В довершение всего позвонила вахтерша из молодежного общежития, которой Ольга Николаевна поручила разыскать Ветцеля, и сообщила, что Липатий Львович лежит у себя с ангиной. Мать окончательно расстроилась.
— Вот что, — сказала она, — ты к Геле идешь?.. Так вот занеси по пути Липатию Львовичу торт, тот большой, на холодильнике, понял?.. А мы с отцом из Таежного вернемся, его навестим. Ну, и вообще узнай, что ему нужно… лекарство или что…
Надев дубленку и нахлобучив шапку, Игорь прихватил с подзеркальника в прихожей ключи и выбежал на крыльцо. Затем, спохватившись, вернулся за тортом, а через пять минут уже выводил из теплого гаража «Волгу». Отец запретил брать машину строго-настрого, но теперь уже было все равно.