17
Когда погас свет, Лидер был уже в тупиковом переулке на подходе к покосившемуся двухэтажному зданию, в котором размещалась пошивочная мастерская КБО.
С этим зданием, перевезенным сюда лет двадцать назад, из Малой Кунды, у Лидера было связано многое. В этом здании в войну был детдом для эвакуированных ленинградских сирот. Конечно, оно неузнаваемо изменилось с тех пор: его обшили крашеными плашками «елочкой», пристроили к нему лоджии, которые потом заколотили наглухо, расширили оконные проемы и вставили новые рамы.
Главным воспоминанием, связанным с этим домом, была, конечно, Кира Александрова, опухшая от голода, а потом болезненно цветущая девочка, которая все время хотела есть. Она выпрашивала корки у ребят, таскала с кухни картофельную шелуху, побиралась по деревне, и сердобольные старухи давали ей что могли, хотя заведующий строго-настрого предупредил жителей — Кира уже начинала опасно полнеть.
Одного случая Лидер не мог забыть до конца жизни. Кира тогда сбежала с последнего урока, и заведующий отправил Ваську разыскать ее во что бы то ни стало, опасаясь, по-видимому, чтобы девочка опять не съела лишнего. Васька нашел ее на задворках одной избы: Кира извлекала из кучи мусора и смерзшихся помоев выброшенные недавно рыбьи внутренности и толкала в рот… Увидев Ваську, она растерянно улыбнулась окровавленными, с налипшей чешуей губами, продолжая в то же время тянуть из кучи новую порцию раздавленных рыбьих кишок.
— Дура! Гадина! — вне себя закричал Васька. — Подохнуть хочешь? Вон, смотри, собаки этого не жрут, а ты?!
Подскочив, он вырвал у нее из рук кишки, которые она подносила уже ко рту, и больно ударил ладонью по щеке; она все так же растерянно улыбалась, а он бил и бил, пока она не закричала:
— Вася! Не бей меня, Васенька! Я больше не буду!.. — И тогда он схватил ее за плечи и заревел в голос, а она гладила его по щекам окровавленными руками и приговаривала — Вася, ну не плачь, миленький, ну, я, честное пионерское, больше не буду есть кишок…
Кормили в детдоме, по военным временам, неплохо — для ленинградцев ничего не жалели, и, хотя ползли слухи, что заведующий потаскивает продукты — меняет их на самогон, на кормежке этого не ощущалось (да и много ли мог утащить на выпивку один человек?). К тому же помогали местные жители: кто приносил муки, кто сала, кто молока, а по утрам на крыльце обнаруживали иногда по целому мешку карасей или окуней — через Малую Кунду шли по ночам с озер обозы с рыбой.
Если про заведующего ходили слухи, то про Киру Васька знал точно: она ворует. Несколько раз он отбирал у нее то кусок мяса, то полбуханки хлеба, то две-три картофелины— не из моральных соображений, а потому, что пагубная страсть к еде могла убить Киру. Он, конечно, не выдавал ее, а просто отбирал продукты и подсовывал потихоньку на кухню или менял на табак; но однажды Кира все же попалась. Проходя как-то мимо кабинета заведующего, Васька услыхал ее крик— кричала она так, будто ее резали. Васька ворвался в комнату и увидел, что заведующий левой рукой держит Киру за ухо, а в правой, постоянно согнутой в кисти, словно птичий коготь, у него небольшой полотняный мешочек, только что, должно быть, изъятый у Киры, которая продолжала вопить во весь голос. Васька бросился к заведующему и впился зубами в уродливую кисть… Звякнули медали на гимнастерке, мягко шлепнулся на пол мешочек, из которого посыпался на выскобленные дожелта доски сахарный песок, а в следующее мгновение Васька отлетел, как щенок, в угол…
Теперь, спустя много времени, Лидер не придавал большого значения этому эпизоду: Кира украла сахар, заведующий ее застукал, а Васька схватил его зубами за руку и соответственно отлетел в угол… а что еще должен был сделать заведующий? Выдать им по килограмму сахара?.. Позже Лидер узнал, что заведующего все же за что-то посадили, однако что касается того конкретного эпизода, то нельзя не признать, что заведующий не совершил ничего особенного: просто так получилось, и виноваты в случившемся были в первую очередь он, Васька, и, конечно, Кира.
Но с другой стороны, слишком был еще свеж тогда в памяти незнакомый человек в белом армейском полушубке, точно так же отшвырнувший Ваську в угол и ушедший безнаказанно: не смог его ни догнать, ни хотя бы пристрелить умерший на бегу от голода ленинградский милиционер. И когда на другой день после эпизода в кабинете заведующего, вернее, той же ночью, Васька сообщил Кире, что уходит из детдома, она горько заплакала, но поняла его, более того, открыла свой тайник на чердаке и отдала в дорогу все, что имела: несколько сухих корок и кусок мерзлой лосятины. И лишь много позже Лидер оценил, что значило для нее — казалось, неизлечимо больной тогда патологическим влечением к еде — отдать последние припасы.