— Озеро Колтинское, — объяснила Соколу Феня.
Совсем рядом из темноты вынырнула лодка. Сухонький старичок неторопливо подогнал ее к берегу. Буйвал кивком ответил на приветствие старика и обратился к молодому партизану с прежней сухостью:
— Доставь их, Ефим, к Сергеичу, а я посижу на заставе. Да не задерживайся, мне ведь и заснуть пару часов надо еще…
Старик бесшумно опустил в воду весла, толкнул лодку. Хитровато покосившись на Сокола, осторожно спросил:
— Издалека, сынок, в наши края залетел?
— Считайте, что из самой Москвы, папаша.
— Неужто! — в удивлении подбросил не в такт весло перевозчик. — И надолго к нам в Колту, милый?
— Не знаю. Наверно. Скоро от вас ведь не выберешься.
— И давно из столицы?
— Четвертые сутки пошли.
— Вон оно как, слыхали? — подмигнул Фене старик. — Небось новостей у тебя на месяц рассказывать хватит. Ты уж не обессудь, завтра первым за ними пожалую.
Дно лодки скрипнуло о песок. Старик встал, выдернул весло из уключины и оттолкнулся им, как багром. От толчка все покачнулись, лишь один перевозчик остался недвижим.
— Вот и наша скрадка, сынок. Отсюда-то мы и зверей скрадываем, — пропуская Сокола вперед, представил лодочник. — Третью скрадку меняем. Хитер зверь… Враз не обманешь… Так не забудь, сынок, завтра нагряну, с пасечником Остапом придем. Ты небось гостинцев-то из Москвы позабыл прихватить?
— Сам на волоске удержался, — усмехнулся Сокол.
— Да что ты? Тогда о гостинцах и речи нет… У Остапа медовухи бутыль припрятана. Прихватим в таких-то случаях. Счастливо отдохнуть, милый.
— До свиданья, папаша!
Не успел Сокол взобраться по откосу на берег, как впереди вырос силуэт человека.
— Стой, кто идет? — по-военному четко выкрикнул он
— Это я, дядя Никанор, Ефим.
— А с тобой?
— Связная с Раздолья да летчик один из Москвы прилетел.
Полный, с вислыми, как у запорожцев, усами партизан подошел ближе, ослепил Сокола ручным фонарем.
— Какие ветры занесли в нашу сторонушку?
— Попутные, дядя Никанор, попутные, — ответила за Сокола Феня.
Старик лодочник догнал Виктора и засеменил с ним рядом.
— Лодку на внука доверил, — пояснил он, — терпежу нет, о Москве хотя бы словечко услышать хочется.
Партизанский лагерь ничем не выдавал своего присутствия. Ни единого огонька не увидел здесь Сокол до тех пор, пока не вошел в землянку командира отряда. Внутренность землянки мало отличалась от тех, какие видел он прежде на фронте. Стены ее густо обвиты ивняком, обмазаны глиной и выбелены. Посредине на вбитых в землю подставках — невысокий столик, в дальнем углу приютилась такого же типа покрытая темным байковым одеялом кровать. На стене под самой крышей чернела дыра, у краев густо закопченная дымом. Партизаны, боясь быть обнаруженными немецкими летчиками, разжигали огни только в землянках. В помещении командира отряда пахло дымом, копотью керосиновой лампы. Полумрак и приятный холодок располагали ко сну.
Навстречу Соколу поднялся высокий сутуловатый человек в очках. Он окинул летчика изучающим взглядом и протянул жилистую худую руку.
— С девятьсот двадцать шестого?
— Да, с него,— понимая, с кем имеет дело, вытянулся летчик.
— Рад за вас. Между прочим, я знал, что один человек в самолете остался жив.
— Интересно, откуда бы? — загорелся любопытством Сокол.
— Догадаться нетрудно. Недалеко от сгоревшего самолета мы нашли пилотку немецкого солдата. Трава там была в крови. Посмотрели и поняли: наш немца кокнул. Хлопцы мои вас долго искали.
— У меня, товарищ Корж, в том месте партийный билет спрятан.
— Если хорошо спрятан, цел будет, завтра разыщем. Чего ж вы стоите, садитесь сюда, — указал Федор Сергеевич на врытый в землю пенек.
Корж снял очки и бережно уложил их в футляр. Пройдясь по землянке, он сочувственно взглянул на летчика.
— Измучился, знаю. Мне твоя провожатая все рассказала. Ну-ну, голову вешать раненько. Потерпи немного. Сейчас принесут нам ужин. Покушаешь, выпьешь, выспишься. Позавчера ребята танкетку подшибли. В ней бидон с немецкой водкой нашли. Наши противники с комфортом воюют, перины в танках таскают, керосинки, альбомы. Говорят, даже любовниц прихватывают… Зато мы живем, как косарь на лугу. Все хозяйство на горб — и подался. Голодовали мы тут как-то, в кольцо нас зажали, спасибо ваш парень выручил. В самую тяжелую минуту посадку к нам сделал. Немцы кругом, истребители караулят, да и ночь лунная, а он рискнул, проскочил. Я его до сих пор, как родного, вспоминаю. Смелый такой, на вид богатырь, а нас увидел, заплакал, как девочка.