— Партизаны бездельниками называют, говорят, что хлеб их напрасно едим, не помогаем отряду.
— Кто говорит? — резко отодвинул со лба козырек фуражки Дербинский.
— Говорю тебе, партизаны.
— Да ты мне скажи конкретно, кто, назови мне эту сволочь, пожалуйста.
Никиту Буйвала, несмотря на его грубую прямоту, в отряде любили за смелость, за лихие набеги на немцев, за самобытный находчивый ум. Давно проникся к нему уважением, узнав Буйвала ближе, и Сокол. Слова Дербинского задели Виктора.
— Сволочиться, Кузьмич, не следует. А вот подумать о себе, о том, как помочь отряду, давно нам пора.
— И что же ты предлагаешь?
— Завтра же на задание с ребятами — вот что.
— Ха! На задание… Ну нет, дудки… дураком меня не считай, Сокол. Пусть-ка сначала за мои труды рассчитаются. Мало я в тыл добра перевез? Фуфайки на них, сапоги, автоматы, лимонки — откуда? Кто их одел, я спрашиваю? Кто их кормил месяцами? Продовольственные экспедиции ихние? Как бы не так. Не я да не ты, так подохли давно бы с голода, понял? Да еще попрекать цвелым хлебом задумали… Справедливо это?
— Да, справедливо. Я вижу, Дербинский, ты боевого счета отряда не знаешь. Попроси-ка Федора Сергеевича, он тебя с ним ознакомит.
— Иди-ка ты к дьяволу со своими советами. Не мешай, видишь, рыба клевать перестала,
Сокол постоял на берегу, посмотрел на усеянную желтыми лилиями поверхность озера и решительно зашагал в штабную землянку.
Прав ли Дербинский? Конечно, без поддержки Большой земли, без них, летчиков, партизанский отряд мог бы, пожалуй, и задохнуться. А впрочем, как знать? Пользуется ли поддержкой летчиков Булатов? Нет, не пользуется. А ведь борется с врагом, да еще как борется, Федор Сергеевич рассказывал, как однажды в Троицком Игнат запалил казарму и на его личный счет сразу записали шестьдесят одного немца.
Да и потом, как можно сидеть в такое время с удочкой и ждать, когда кто-то другой поднесет тебе победу на блюдечке? Впрочем, какой же он летчик? Лодырь. Авиацию только позорит.
Так, рассуждая с самим собою, Сокол шагал в штаб.
— Я, Федор Сергеевич, хочу вас просить, чтобы меня, как и прочих других, на задания посылали.
— Тебя? — слегка удивился Корж. — А есть ли в том смысл, Сокол? Ты автомат-то в руках держать умеешь?
— Я с пистолетом пойду.
— Надобности посылать вас с Дербинским пока что не вижу. Скоро на массовую вылазку выйдем с соседом нашим Смолягой, тогда придется помочь и вам. А пока отдыхай. Кстати, ты же за рацию взялся. Надежда хоть есть?
— Думаю исправить.
— Ну вот видишь. Это для нас все равно, что глухому слух возвратить.
— Рация-то сама по себе. А вот в другом неудобно, Федор Сергеевич, выходит. Я коммунист, впереди обязан идти, а получается, что за вашими спинами прячусь. Рация рацией. Я, конечно, постараюсь наладить, а от ребят меня отрывать не надо. Их посылаете — и меня с ними.
— Я тебя понимаю, Сокол… Подумаю… Обещать зря не хочу. Есть тут у меня кое-какие планы… Но их еще обмозговать надо, посоветоваться.
Два дня после этого разговора Сокол не выходил из землянки, перебирал проводку, регулировал конденсаторы, проверял лампы. Наконец, передатчик собран.
— Давай, Леша, динамку крути.
Радист уселся на пенек, засучив рукава, взялся за рукоятку. Шмелиный гул наполнил землянку. В передатчике вспыхнули лампочки. Минута, другая. Шевельнулась стрелка амперметра, беспокойно запрыгала и поползла вправо. Сокол, затаив дыхание, следил за ней.
— Позывные, Леша! Какие позывные вашего штаба, спрашиваю?
— Лох-5, — не задумываясь, ответил радист.
— А наш?
— Соль-2.
Сокол настроил передатчик, торопливо и сбивчиво забарабанил пальцами по ключу. Радист уже вытирал с лица пот, а Виктор все отстукивал и отстукивал позывные — звал далекую Большую землю, подавал свой голос, голос воскресшего человека.
— Стоп! Хватит. Послушаем.
Радист вскочил, нацепил наушники.
Почти незаметно вращал Сокол ручку приемника, но сколько тысяч километров было подвластно теперь его слуху!, Птичьими языками перекликались в эфире рации. Но из тысячи этих певучих сигналов с тонкими, грубыми, хриплыми и звонкими голосами Соколу нужен только один — позывной партизанского штаба. Большая земля потеряла отряд Коржа и, может быть, так же, как и его, Сокола, записала в списки погибших. Только это ошибка. Партизаны живут, они действуют. Затерянный в Колтинских лесах голос отряда зовет своих…
Чу! Тише… В эфире летящей пчелкой звенит позывной штаба… Чу… Он зовет отряд… По дробным сигналам слышно, как дрожит от волнения рука оператора. Оператор Большой земли услыхал Сокола. Он зовет его, просит сообщить, где находится Корж.