— Что ему передать, Леша? — растерялся Сокол. — Где шифр, где радиограмма? К Федору Сергеевичу. Да быстрее, возишься, будто кулема. Стой… Обожди… Крутани-ка еще динамку. Надо же передать им, что мы их услышали. Пусть знают об этом…
Сокол наскоро отстукал позывные и, не дожидаясь радиограммы, передал открытым незашифрованным текстом:
— Все благополучно. Ждем вашего вызова через 10 минут… Рады, рады, рады. Пока… Ждем 10 минут… Передал Виктор Сокол.
Спустя двадцать-тридцать минут связь с Большой землей была твердо налажена.
— Услужил, Сокол, — хлопнул его по плечу Корж. —Молодец, умница. Кабы не твоя голова, Лешка бы наш в петлю с горя полез. Теперь, братцы, наши дела поправятся… Сейчас надо ребят на разведку послать. Узнать, в каком состоянии площадка. Если в порядке, завтра же можно самолеты встречать.
Федор Сергеевич вышел из землянки и позвал Сысоича.
— Давай-ка, Сысоич, Буйвала ко мне, Суховея, Тальника, Кравченко. Да чтоб вмиг… В боевой готовности, понял?
Налаживая рацию, Сокол провел без сна две ночи. Утомленный, но счастливый, щурясь яркому солнцу, он вышел из землянки радиста и направился в свой шалашик. В густой тени верб летчик увидел группу людей. Корж отдавал партизанам последние приказания. Партизаны, в высоких болотных сапогах, с автоматами на плечах, стояли перед командиром навытяжку. В одном из них Сокол узнал Буйвала. Суровый мужик на этот раз приветливо кивнул Виктору и тепло улыбнулся. Сокол, подняв руку, дружески помахал в ответ. Остальные-партизаны были не знакомы Соколу. Двое из них, безусые, в лихо заломленных набекрень кубанках, напоминали родных братьев, третий — высокий, со светлой бородкой и рваным ухом — показался немного знакомым. Тонкие, резкие черты его лица и крепкую стройную фигуру Виктор, кажется, где-то видел прежде.
«Где я, встречал этого бородатого? Здесь в лесу, на базе, в Марьянино?.. Фу ты черт, не припомнить. А может, и не встречал? Конечно же, нет… На нем гимнастерка пехотного командира, маузер, автомат, нож… Он наверняка из военных. Но на кого же тогда он похож? Похож ведь, и здорово, а на кого, не припомню… Память куриная стала…»
Корж пожал каждому партизану руку, поправил на Буйвале отвисший ремешок.
— Все как будто… давай, тронулись, хлопцы! Ты, Буйвал, за старшего.
— Есть за старшего, — козырнул Никита, — пошли, товарищи!
Сокол проводил партизан усталым завистливым взглядом. «Мне бы с ними, кто-кто, а я бы площадку для самолетов по всем правилам подготовил».
Сокол хотел уже остановить Федора Сергеевича и попроситься с разведчиками, потом вспомнил про две бессонные ночи, тихо побрел к шалашу. «Сейчас из меня не помощник, а только обуза для ребят будет».
Сокол проспал весь остаток дня, ночь и спал бы еще, если бы его не разбудил чей-то взволнованный крик. Чьи-то ласковые руки шевелили его волосы, и знакомый, хорошо знакомый даже во сне голос твердил:
— Виктор Петрович! Виктор Петрович! Да проснитесь же, Витя! Проснитесь!
— Сокол с трудом приподнял тяжелые веки.
— Фенечка, что случилось? Почему ты плачешь?
— Беда, Виктор Петрович, горе… Ой, горе какое! Отец… Отца кто-то выдал… Пытают его, сердечного… Бьют… Ой, горе… горе… Папаня мой родненький… жизнь моя. Убьют они его, искалечат.
Сокол вскочил на ноги, сжал кулаки.
Кто выдал Булатова? Какой подлец мог это сделать? А может, Игнат попался сам по неосторожности? Может, он не сумел замести следы, и виною его несчастья стал он, Сокол? Нет, Игнат не тот, кто позволил бы одурачить себя, Игнат ловок. Умен. Сокол вспомнил, как осторожно, спокойно, талантливо играл Булатов роль старосты, как прекрасно владел собой. «Нет! Игната, конечно, предали, сам он попасться не мог».
— Федор Сергеевич знает? — спросил Сокол Феню.
— А как же… Собирает отряд на выручку… Боюсь, что теперь уже поздно. Ой, папаня, папаня! На кого ж ты меня покинул, родимый мой! — снова по-бабьи запричитала Феня.
— Успокойся, Феня. Пойдем! Надо идти вместе с отрядом. Я перед отцом твоим в неоплатном долгу. Вставай, Феня, пошли.
Отряд под предводительством самого Коржа спешно вышел в поход.
В разведку попросились идти Сокол и Феня.
— Птичий язык знаешь? — спросил Сокола Корж.
— Какой это?
— Ну соловьем, скажем, перепелкой можешь свистать?
Сокол сконфуженно пожал плечами.
— Нет, не учился, Федор Сергеевич.