— На самоубийство идем.
Штурман Власов поддерживал радиста:
— В такую ночь не только машину, птицу увидеть нетрудно. Что днем, что сейчас, разве вот только жары меньше. Полковник, конечно, прав — сейчас не лететь, а на милых вздыхать следует.
Прислушиваясь к словам своих помощников, Цыганок наливался гневом.
— Заныли, как старухи на поминках. Луна, луна. Небось Пашка Чичков чхал на нее с высокого дерева, летает. Ему только свистни, вмиг прирулит, хвост нам покажет. А мы с вами тумаками на земле посиживать будем — ждать у моря погоды.
Дежурный по стоянке доложил Майко, что его срочно вызывает полковник Зыков. На выходе Дымов подозвал Рошата.
— Обдумал, Майко? Как настроение?
— Как и положено, бодрое, — блеснул глазами летчик.
— Так, так… Душой не кривишь?
— Не привык, товарищ комиссар, честно.
Дымов легонько взял летчика за локоть и зашагал с ним по аэродрому.
— Я лично против твоего полета. Должен сказать открыто: сейчас нужны осторожность, строгий расчет, выдержка. Нужно как раз то, что идет вразрез с твоим характером. Да и настроение твоего экипажа мне не нравится. А тут еще эта луна! Ты знаешь, Майко, как летчика я тебя уважаю, ценю. А сейчас я советую тебе отбросить горячность. Будешь разговаривать с Зыковым, от души говорю, на вылете не настаивай, откажись.
— Лететь кому-то все равно надо, — возразил Цыганок. — Вы же сами говорили, что обстановка не терпит никаких отлагательств.
— Правильно. Не терпит. Пусть слетает Чичков.
— Чичков!.. Да что вы, товарищ комиссар! Чичков да Чичков, смеетесь, что ли. Он, видите ли, может, а я что — не могу, да? Нет уж, дудки. Хватит ему сливки снимать, пусть, как и я, у себя дома поползает… Подумаешь, ас какой, Павел Чичков! Свет на нем клином сошелся? Он и так в тыл полетал немало — пора и совесть знать. Мой черед.
— Успеешь, Майко… Подберем и тебе задание…
Цыганок сердито покрутил короткие полукольца усов. Сросшиеся у переносицы брови его запорхали, словно черные крылья.
— Как хотите, но я все равно полечу, — упрямо заявил Цыганок. «И чего они меня штрафником ставят, — думал он, — задания все выполняю, к технике пилотирования тоже придраться не могут, старшим как будто бы козыряю, к отбою являюсь вовремя».
Зыков сидел в своем кабинете, погрузившись в книгу. На скрип открываемой двери он даже не поднял головы.
Цыганок несколько секунд простоял в замешательстве, потом четко, с присущей ему лихостью вскинул к козырьку руку и громко отрапортовал:
— Товарищ полковник, лейтенант Майко явился по вашему приказанию!
— А, Майко! — закладывая в книгу голубую ленточку, взглянул на Рошата полковник.— Проходи, я тебя жду.
Рошат шагнул от двери и остановился.
— Давай ближе к столу, садись, — пригласил Зыков.
Легкой походкой плясана Цыганок подошел к широкому, обитому сукном креслу и неслышно опустился в него.
Зыков осмотрел его с ног до головы и, заметив у пояса финку, недовольно поморщился.
— Я уже приказал тебе снять эту побрякушку. Что ты, словно махновец какой, не хочешь ни с какими порядками ладить.
— Я объяснял вам, товарищ полковник… — нерешительно подал голос Рошат и прикрыл финку планшеткой.
— Вот видишь, опять за свое, — перебил Зыков. — Некогда мне о твоих похождениях слушать. Давай о деле. Город Ветренск знаешь?
— Еще бы, товарищ полковник. Я там летную школу кончал, на триста километров в радиусе каждую кочку назвать могу.
— Вот и отлично. Из Ветренска в полку вас только двое: ты и Чичков.
«Опять этот Чичков! — насупился Рошат. — Сколько ж он будет еще под ногами у меня путаться?»
— Тут некоторые меня отговаривали, настаивали на кандидатуре Чичкова, но я решил поручить задание тебе. Решил так по двум соображениям. Во-первых, Чичкову пора отдохнуть, во-вторых, хочу проверить тебя — дать тебе серьезный экзамен.
— Я слушаю вас, товарищ полковник.
— На побережье, в районе зеленых скал, в окружение карателей попал отряд Белозерова. Земля и воздух вокруг отряда под строгим патрулированием немцев, прорваться туда можно лишь по ущелью. Подай-ка мне карту…
На старте Дымов еще раз предупредил Цыганка:
— Осторожней, Майко. Прошу тебя, будь осторожней.
— Есть быть осторожным! — официально повторил приказание Майко.
Самолет медленно отделился от земли. Темный силуэт его постепенно стал сокращаться и вскоре окончательно слился с залитой серебром лунной далью. Аркадий Григорьевич проводил его взглядом, тревожно вздохнул.
Цыганок досадовал на начальство, на своих помощников. Чувствуя себя правым, он сердился на других. Однако досаду свою скрывал. Чтобы как-то успокоить себя, он приоткрыл боковое окно кабины, подставил встречному ветру лицо. Ветер яростным вихрем разбросал темные волосы, хлестнул ими по лбу, по глазам.