А-а! Если так, шут с вами, я не в убытке, берите тогда сватом. Думаешь, плутишка, Тэза хуже тебя? Дудки, товарищ, горячей в тысячу раз. Поцелует — сожжет — вот Тэза какая!»
Ущелье могильно чернело, казалось узким и тесным, словно бездонная трещина. Невидимые, идущие из ее глубины потоки холодного воздуха время от времени подбрасывали машину, и она все хуже подчинялась рукам пилота.
Широко раскрытыми глазами Цыганок напряженно всматривался в непроглядную тьму.
Еще несколько минут лета, и черный ручей Забытого должен разделиться на два рукава. Правый поведет в укрытие партизан, левый — к берегу моря.
Натужно и глухо гудели моторы, откажи сейчас хоть один из них, дан перебой, и — верная гибель. Где-то далеко внизу мигнул огонек. Блеснул и погас, будто высеченная из камня одинокая искра. Может быть, это обман, просто почудилось,
— Сергей, ты видал? — проверил себя Цыганок.
— Кажется, что-то блеснуло, — не отрывая глаз от стекла кабины, хрипло проговорил Козлов.
— Случайно не нам ли Белозеров сигналит?
— Кто ж его знает… Может, и нам, — безразличным тоном заметил механик.
— Отряд Белозерова намного правее, — вмешался в разговор штурман.
С земли снова мигнул огонек, — на этот раз совсем близко.
— Фу, черт! — выругался Рошат. — Кто там с огнем играет? Почему…
Закончить фразу Цыганок не успел: ярко горящие нити потянулись с земли к самолету. Они загустели, подкрались ближе. Вражеские зенитчики ударили по самолету заградительным огнем. Раздумывать некогда. Рошат мгновенно принял решение.
— Проскочим.
— Назад, командир, разворачивай! — крикнул механик.
Майко не послушал товарища. Только слегка повернув самолет вправо, он ринулся навстречу опасности.
Где-то рядом с Рошатом дробно застучали удары пуль. Секунда — и их горячий металл брызнул в кабину. Цыганок вскрикнул. Тупая боль прошла по его коленям, и ноги обвисли, словно подрубленные топором ветви. Кудрявая голова Цыганка вдруг стала свинцово-тяжелой, безжизненно рухнула на холодный штурвал, ярко-красные круги поплыли в глазах.
Теряя сознание, Рошат еще ощутил, как качнулась машина как, захлебнувшись, утихли моторы и самолет беспомощно полетел вниз, к земле.
— Леша, штурвал! — попытался крикнуть Рошат пилоту, но язык не повиновался.
Власов кинулся к Цьгганку и вынес его в проход кабины.
Пилот Алексей Суслов изо всех сил тянул штурвал на себя.
— Товарищи, помогите! — исступленно закричал он, чувствуя, как, не слушаясь его рук, самолет падает вниз.
Рядом с веревкой в руках уже стоял бортмеханик. Окрутив ею штурвал, Козлов по-бурлацки закинул концы на плечо и изо всех сил, упираясь ногами в пол, потянул ее в глубь кабины. Штурман и Димочка кинулись ему на помощь. Подчиняясь усилию экипажа, самолет устало качнулся, слегка поднял отяжелевший нос. Закрепив веревку, люди, толкая друг друга, бросились снова к окнам.
Черные кляксы земли наплывали снизу, росли на глазах,
— Падаем! Хлопцы, держись! — мрачно бросил Суслов, — Дима, сюда побыстрее!
Радист нагнулся к пилоту.
— Рация-то исправна?
— Да, да. Я уже передал: падаем в районе ущелья Забытого, квадрат 204. Приказано пробиваться к морю; к бухточке Звездной. Зыков обещает помочь.
— Молодец, Димочка! В хвост, скорее, ребята, скорее…
— Земля! — едва под самолетом обозначились вершинки деревьев, Суслов закричал еще громче: — Попытаюсь сажать… В хвост, всем в хвост! Быстро… Земля!
Суслов выключил зажигание и, крепко вцепившись руками в штурвал, прижался к сиденью. По пузу машины угрожающе царапнули ветви, и почти одновременно яростный удар и грохот заглушили все вокруг. Самолет пробороздил березняк, пробил длинную просеку и грохнулся о землю, глубоко зарывшись в нее изуродованными, скрученными, как обрезки кровельного железа, винтами.
Как ни силен оказался удар головой о стекло, Суслов не потерял сознания. Он лишь на мгновенье зажмурил глаза и снова открыл их. За разбитым стеклом лежала темь. Что бы ни ожидало его впереди, здесь, на чужой коварной земле, он выполнил свой долг до конца. Холодная невеселая улыбка скользнула по бледному, худому лицу пилота. В эту минуту он гордился собою. Что ждет его за бортом самолета? Может быть, неравная схватка, вероятнее всего — смерть. Но товарищи на него не в обиде. Он сделал все, что было в его силах, он поступил так, как должен был поступить командир — капитан гибнущего судна. До последней секунды остался на боевом посту, у штурвала. И еще Алексей Суслов наверняка понял и радовался другому: если здесь, в самом опасном месте, он остался живым, значит, весь экипаж тоже ушел от смерти.