Сокол впервые взял под руку Феню, отчего, как заметил Булатов, та сразу очутилась на седьмом небе. Игнат проводил молодых завистливым взглядом. Старая, выгоревшая под солнцем гимнастерка лопнула на спине Сокола, и в прорезь проглядывала смуглая полоса тела. Сапоги и брюки запачканы болотной грязью, синяя с голубой окантовкой пилотка, не прикрывая шапку волос, кокетливо, на честном слове, держалась на голове.
Даже в изодранном грязном костюме Сокол казался нарядным, как в праздник. Уж больно красила парня полнокровная молодость.
Рядом с ним Феня выглядела низенькой, простой, будничной. Только Игнат не замечал этого. Напротив, он находил в дочери немало внешних достоинств, восхвалял про себя ее светлые шелковистые волосы, крепкие сильные ноги, высокую грудь.
«Вот пара так пара — находка. Всему Раздолью на зависть будет!»
Мысли Фени мало чем отличались в этот момент от мыслей отца. Когда-то Сокол, большой начальник, образованный человек, действительно казался ей недосягаемым, любовь его — неосуществимой мечтой. Близким он был лишь в сновидениях. А теперь, бок о бок с ней, обычной деревенской женщиной, шел простой и доступный парень, такой же, как и она, рядовой партизан.
Ему можно говорить «ты», называть Витькой, и он не обидится. Одна лишь привычка держала Феню в плену прежних отношений, сдерживала желание распахнуть перед Соколом сердце.
Никогда еще не были для Фени так прекрасны лес, бархатная зеленая тропка, запоздалые, жадные до света бледно-синие колокольчики. Никогда еще не щебетали так весело птицы, не было так приятно тепло чужой руки. Ни о чем не хотелось говорить, ни о чем не хотелось думать.
Вот уж кончился дубняк, запестрели стволами предвестники болота кривые березки. В тишине леса послышались голоса. Сокол легонько высвободил руку, остановился. Звуки осторожного, сдержанного голоса еще раз донеслись откуда-то от болота и, замирая, растаяли в тишине. Сокол не мог различить слов. Натренированное ухо слухача-радиста уловило лишь чужие далекие интонации.
— Должно быть, наши с Раздолья идут, — шепнула Феня,
— Тсс! — предупредительно поднял палец Сокол и потянул ее за собой, прочь от тропинки. Жизнь в партизанском тылу уже приучила его к любым неожиданностям. Он беззвучно раздвинул ветки и, обходя хрупкий валежник, стал медленно продвигаться к болоту. За ним, след в след, с той же осторожностью шла Феня. У куста на опушке поляны оба остановились. По болотной тропинке, до пояса скрывшись в куге, чуть левее наблюдательного поста Сокола шел человек.
— Суховей! — закричала Феня. — Юра!
Человек испуганно отскочил в камыши. Недалеко у тропинки шелохнулся куст, и Соколу на мгновение показалось, что он увидел еще чье-то испуганное лицо. Куст сомкнулся. По лесу послышался шум торопливо удаляющихся шагов.
— Суховей, Юра! — выскакивая на поляну, засмеялась Феня. — Чего испугался? Свои здесь, наши.
Из камышей вышел высокий белобородый человек и, оглянувшись, направился к женщине.
Ничего не понимая, но чувствуя что-то недоброе, Сокол расстегнул кобуру пистолета и шагнул за Феней. С затаенным любопытством смотрел он на шагавшего к ним партизана. Сильные плечи спортсмена, бледное, с тонкими заостренными чертами лицо белобородого вызвали смутное воспоминание.
Этого человека он уже видел в лагере, когда Корж отправлял отряд в разведку. Он уходил тогда вместе с Никитою Буйвалом и еще двумя партизанами, как капля воды похожими друг на друга. По дороге в Раздолье Соколу рассказали, что посланная в разведку группа не вернулась назад, — говорят, нарвалась на засаду. А на следующий день кто-то предал Булатова.
Но белобородого человека Сокол встречал где-то и прежде. Уж больно знакомы ему эта видная фигура, осторожная, быстрая походка, светлые, с жабьей зеленцою, скрытые прищуром глаза. Вот только бороды, белесых холеных усов и рваного уха не видал Сокол раньше.
Кто же этот белобородый партизан? Почему из всей группы Буйвала он остался один невредим, как ему удалось избавиться от плена и виселицы? Почему он так испугался? Что за человек побежал от него по лесу?
Между тем белобородый подошел к Фене и протянул руку. Натянутая насмешливая улыбка его выдала. В памяти Сокола мгновенно всплыли заснеженный лес Карелии, крутой спуск Сулаж-Горы и одинокий лыжник в белой с голубым махром шапочке.
«Форей Сухтайнен!»
Кинув взгляд на летчика, белобородый, как от удара плетью, вздрогнул и отскочил. Глаза его хищно блеснули, дрожащая рука рванула с пояса нож.
— Не смей! — кинулась к финну Феня.