На востоке заволакивает дымною хмарью небо. Навстречу городу плывет туча. Мой командир, сухощавый, сильный капитан, всматривается в синюю мглу. Его глаза заискрились азартом. Он обращается к нам — членам своего экипажа:
— А что, если нам, летуны поседелые, проскочить вместе с тучей?
— Мысль неплохая, — поддерживаем мы Дымова, — но ведь на Невском аэродроме не сядешь? Болото, да и площадка, как ладонь, ограничена.
— А зачем нам садиться? Сбросим груз и обратно… Я думаю, за грузчиков вы, парни, сработаете?
— Не дохляки, справимся, — сердито пробасил бортмеханик Миша Козлов, расправляя широченные плечи атлета.
Мы смотрим на небо над Ладогой. Немецкие истребители с поспешностью испуганных птиц покидают его. А туча словно крадется к нам, укрывая мрачным пологом и землю, и небо.
Наш капитан — летчик первого класса. Ему, независимо от метеосводки, разрешено летать в любую погоду. Раз согласовал с экипажем, можешь просить старта.
Командир полка выслушал нас.
— Рискуем, парни, — посуровело его обросшее густой ржавой щетиной лицо. — А куда денешься? Иного выхода нет. Летите.
Самолет дрожит в лихорадке ревущих моторов. Взмах флажка стартера, и он, словно спринтер, срывается с места, бежит по взлетной дорожке и, когда стена леса уже кажется рядом, взмывает в воздух. Теперь наша взлетная площадка напоминает небольшую поляну в гущине дремучего ельника.
Туча наползает на нас. Мы, прикрываясь ею, летим на высоте восьмидесяти, а порою и двадцати метров. И когда самолет идет на «бреющем», мне видны свинцовые волны Ладоги: однообразные, унылые, жуткие. Десять минут лета под облаками, и мы, набирая высоту, ныряем в клубящуюся сизыми парами темень. Дорога жизни для ленинградцев, дорога смерти для нас — теперь позади.
«Высота облачности 150 метров, видимость 1500. Дождь», — читаю записку радиста, передаю командиру. Метр за метром мы осторожно снижаемся, и вдруг хмарь разрывается и под нами — живописная панорама города: гранитные берега Невы, золоченые купола церквей, четкие квадраты улиц.
— Аэродром закрыт, — говорит мне Дымов.
— Давай сбросим груз на Дворцовую площадь, — советую я. — На Александрийский столп, в нем чуть побольше сорока семи метров.
— Откуда такие познания? — удивился Аркадий Григорьевич.
— Потом расскажу!
У штурвала остается один командир: Второй пилот, механик, радист, стрелок и я подтаскиваем к дверям пассажирской кабины похожие на сигары тюки груза. Их много, за работой собьешься со счета, а в каждом больше центнера.
Механик открывает двери, они — как ворота. Ураганный ветер почти сбивает нас с ног, дождь хлещет дробью в лицо. Взвыла сирена. Это сигнал командира — вышли на цель. Мы цепляем за стальной канатик самолета тросики грузовых парашютов и, напрягаясь до дрожи в коленях, толкаем неуклюжие сигары вниз.
Все. Жму на кнопку сирены. Задание выполнено. Можно, пока еще хлещет дождь, возвращаться в лесные землянки.
Наш первый вылет в штормовую погоду полковник оценил на пятерку, но сами мы были им недовольны.
— Первый блин, — ворчал Дымов.
Мы не могли рассчитать снос ветра, и парашюты с сигарами разбросало, словно пух, в разные стороны, Некоторые оказались в Неве, иные зацепились за купол Московского собора, свалились на крыши Зимнего и Адмиралтейства. Ветер украл у нас почти треть драгоценного груза и дорогостоящих парашютов.
Как сократить брак на сбросе грузов, снизить расход государственных средств? Теперь эту задачу решали все люди дивизии. В куче мусора мы нашли жемчужину. Из сотен мыслей и предложений одна оказалась бесценной. В простоте — гениальность. Идею подал главный инженер полка майор Севостьянов.
Вместо громоздких сигар и дорогих грузовых парашютов мы применили мешки, обыкновенные мешки из серой плотной бумаги. В первом туго стягивали груз, вставляли его в другой, попросторнее, и тоже крепко завязывали.
Опыт провели дома, на лесном аэродроме. Изумительно! Верхний мешок рвется на клочья, а внутренний лежит себе целенький, как будто только сейчас его бережно опустил грузчик на землю. И какое облегчение для нас, летчиков! Поднесем сотни мешков к дверям, откроем ее, и они, словно дробь из патрона, кучно ложатся в цель.