— Разреши мне, капитан… Прошу тебя… Очень.
— Так ведь поле-то пятачок, Саша…
— Сяду, Аркадий Григорьевич…
— Ну ладно, лейтенант, — сдался наконец Дымов. — Хорошо приземлишься, выпускаю тебя командиром.
Александр Воробьев посадил тяжелый самолет с крупным «промазом». Машина мчалась со скоростью курьерского поезда навстречу огромному зданию. Надо было сложить шасси, а пилот тормознул. Дымов спрыгнул на землю, посмотрел на изуродованное колесо, на раздробленное, врытое в землю крыло, упал на траву лицом и зарыдал…
Звенит на ветру сталь винтов, качает головками клевер, толчок о землю, еще толчок, мягко катится корабль по земле и останавливается.
Дымов вытирает пот рукавом, не выключая моторы, командует:
— По сигналу красной ракеты всем обратно в кабины!
— Все ясно! Порядок, — отозвался майор. Едва я спрыгнул на землю, он подошел ко мне. — Далеко от цели? В каком направлении двигаться?
— Километров двадцать, наверное, а может, и тридцать вот в том направлении, — и я указал рукою на юго-восток.
— Не опоздать бы… Не запутаться… — почесал щетинистую щеку майор.
— Проводником заберешь? — предложил я. — Точненько выведу.
Но Дымов закачал головой.
— И не думай… — строго сказал он мне. — Ты автомат хоть раз-то в руках держал?
— А зачем мне автомат? У меня пистолет, финка…
Тунджинскую тишь разорвал выстрел. И следом за ним послышался крик: «Немцы!»
И не один я, а все, наверное, заметили, как, прячась за прибрежными кустиками, к самолету бежали вооруженные люди в серо-зеленых мундирах. Наши автоматчики залегли вокруг самолета.
— В машину! — скомандовал Дымов. Он готов был тут же включить на полную мощность моторы и взмыть в воздух. Командир уже сидел за штурвалом, когда снова послышался крик:
— Братушки! Стрельба не можно! Свои мы! Болгары!
Не прошло и минуты, как мы, обнимая и целуя болгар, до слез радовались неожиданной встрече.
Майору, как старшему по званию, козырнул стройный офицер с маленькими черными усиками.
— Давайте знакомиться, — сказал он чисто по-русски и поочередно протянул нам руку.— Я командир отряда Балканов.
Майор объяснил болгарину цель десанта.
— Приказ вашего партизанского штаба. Задание большой государственной важности. Нужны автомашины. Срочно. Далеко ли отсюда немцы?
— Вчера мы разгромили их последние части…
— Когда вы можете дать мне проводника и машины?
— Через десять минут. Мои люди в вашем распоряжении.
— Спасибо. Устраивает.
С усмешкой поглядывая на меня, Дымов сказал:
— Как видишь, Витя, все обошлось и без нашей героической помощи.
— Успеют ли? — беспокоился я, глядя вслед удаляющимся автомашинам.
Маленький городок Елхово, куда привезли на ночлег наш экипаж, кипел муравейником. Люди несли нас на руках. Это почетное право болгары предоставили отличившимся в боях партизанам. Меня мучило угрызение совести, я сидел на руках разгоряченных парней, обвитых пулеметными лентами. Я видел забинтованные головы, плечи и руки. Кое у кого сквозь бинты проступала кровь.
— Братушки, товарищи! — просил я. — Опустите, я хочу шагать с вами рядом.
Но болгары, словно реликвию, еще выше поднимали меня. На площади волнами колыхалась толпа. Нас бережно пронесли через живое море и опустили на ступеньки трибуны. На ветру плескались красные советские и трехцветные болгарские флаги. Ораторы сменяли один другого. Дымова попросили произнести ответную речь.
— Не могу, не умею, — смущался он.
— Валяй, Аркадий Григорьевич, — ободрил я командира, — переводчик поможет.
А сам с укором подумал: «Мы митингуем, а золотой эшелон, пожалуй, уплыл уже в Турцию».
Зная, что отказ от речи обидит болгар, Дымов наконец согласился.
— Бойцы народного фронта! Братья! — запинаясь, начал он. — От имени советских людей я рад приветствовать ваш свободолюбивый народ!
Овация прервала его слова. Переводчик оказался не нужен. И без его помощи болгары поняли русского.
Всю ночь около гостиницы, в которой мы спали, болгары не снимали почетного караула. А рано утром наш экипаж доставили к самолету. Я увидел майора-разведчика.
— Ну что, товарищ майор, опоздали?
— Все в порядке, мой друг. За вами было начало, за нами концовка. Золотой эшелон остался болгарам.