— Радиста! — после двухчасового молчания пробурчал он механику.
Радист Димочка Стерлиг, совсем юный, лет семнадцати, паренек, с готовностью наклонился к сидению командира.
— Погоду базы! — громко приказал Костюшко.
— Есть погоду, товарищ командир,— козырнул Димочка, стрельнул озорным взглядом в механика и скорчил гримасу.
Включив передатчик, Димочка стал отстукивать ключом позывные базы. Пальцы его с необычайной легкостью били по круглой головке ключа. Закончив вызов, он сосредоточенно посмотрел на приемник, медленным незаметным движением стал вращать его ручку. В засоренном сотнями звуков эфире послышались нужные для него сигналы.
— Погода базы, — передавая командиру аккуратный листок, с горделивой ноткой в голосе доложил Димочка. На листке ровным ученическим почерком написано:
«Облачность 10 баллов. Высота 100 метров. Видимость 1000. Ветер северо-западный 4 балла. Давление 751». Костюшко прочитал радиограмму и, отдернув окно кабины, швырнул ее за борт.
— Курс на аэродром Баклашинская! — скупо приказал Костюшко Рошату.
— Как вы сказали? Баклашинская? — впервые услышав название незнакомого аэродрома, переспросил Майко.
— Да, да… — с легким раздражением небрежно ответил Костюшко.
Рошат заерзал на сидении, отыскивая на карте неизвестный для него населенный пункт. Боясь уронить свое профессиональное достоинство в глазах старого, опытного летчика, он дважды сличил местонахождение, с большим трудом разыскав наконец маленькое, чуть заметное на карте название заброшенной где-то близ Дона станицы. Торопливо прибрасывая в уме нужный курс, Майко мысленно выругал себя: «Так тебе и надо, осел. Кто тебя заставлял просить Пашку готовить карту?»
Чувствуя, что для проверки уже более не остается времени (пока не заругался Костюшко), Майко приложил к карте линейку и, вцепившись в баранку штурвала, стал разворачивать машину. «Кажется, все в порядке»,— отирая мокрый лоб, решил он.
— Курс мал, — пробурчал Костюшко и отвел нолик гирокомпаса на семь градусов.— Ветер ты, что же, в расчет не берешь?
Виноватый взгляд Майко запрыгал по карте.
— Не учел, товарищ командир, точно.
Под самолетом — степь. Ветер, играя тенями, то гнал по ней легкую зыбь, то мутил зеленое море темными всплесками, и тогда оно казалось Рошату бездонно глубоким и, как в шторм, злым.
— Мы зачем в Баклашинскую? — осторожно спросил он командира.
Костюшко недружелюбно посмотрел на пилота.
— Погода по трассе дрянь. На ура не летаю…
Майко, недоумевая, взглянул на горизонт. Небо было по-прежнему чистым, прозрачным, и даже облака растаяли в веселой, праздничной синеве дня.
— Передай на базу, жестом подозвав к себе радиста, приказал Костюшко:
— Садимся аэродром Баклашинская. По трассе штормовая погода.
Димочка испуганно посмотрел в стекло кабины.
— Штормовая? Где?
Костюшко сердито дернул углом рта.
— Приказ командира слышал? Слышал. Выполняй.
Радист обменялся недоуменным взглядом с Майко и поспешил на свое сиденье.
Как это командир узнал вперед погоду помимо него, радиста,— забеспокоился Димочка. — В эфире спокойно… Странно... быть может, командир получил эти данные еще в Ростове? Так ведь прошло уже два с лишним часа. Погода на трассе могла пять раз измениться. Не понимая действий командира, радист механически выстукивал позывные радиостанции базы.
Аэродром Баклашинской оказался совсем маленьким и больше походил на временную посадочную площадку. На нем не было ни одного капитального строения, бетонированной площадки, а размеры посадочной полосы позволяли только-только, как говорят в этом случае летчики, впритык, посадить большой пассажирский корабль.
Обойдя аэродром по кругу, Костюшко повел самолет на посадку. Майко старался не пропустить малейшего его движения. Трудно и теоретически почти невозможно уловить плавные толчки и повороты штурвала. Как записать, как отложить их в памяти, как повторить затем в точности? Да и нужно ли — в точности?
Быстрым энергичным взглядом окидывает Цыганок показания приборов: следит за высотой, за скоростью, за бензочасами. Самолет перешел в планирование. Гулкий рокот моторов утих, сменился свистящим шипением ударяющего в борт ветра.
Земля. Самолет, мягко покачиваясь с крыла на крыло, покатился по примятой сухой траве летного поля. Едва он остановился, как к входной дверке кабинки подкатил фордик. Плотный, в желтом кожаном реглане летчик, козырнув вылезающему из самолета Костюшко, спокойно спросил: